— Я уже почти и забыл об этом месте, — промолвил я, ступая на чистый, белый песок, в хрустальный свет, который напоминал и костры, и солнечные блики, и канделябры, и светодиодные дисплеи, играя с видом и перспективой; беспорядочные радужные отблески ложились на берег, на стены, на черную воду.
Мать взяла меня за руку и повела к обнесенному перилами помосту, возвышающемуся на некотором отдалении справа Там стоял полностью накрытый стол. Целая коллекция подносов под колпаками занимала еще больший сервировочный стол. Мы взобрались по маленькой лесенке, я усадил мать и направился проинспектировать ожидавшие нас вкусности.
— Сядь, Мерлин, — сказала она. — Я все сделаю.
— Не беспокойся, — ответил я, поднимая колпак. — Я уже тут, так что первую перемену подам я.
Но мать уже встала.
— Тогда — а-ля фуршет, — сказала она.
— Хорошо.
Мы наполнили тарелки и направились к столу. Мгновение спустя после того, как мы уселись, яркая вспышка сверкнула над водой, озарив арочный свод пещеры и уподобив его утробе какой-то огромной твари, нас переваривающей.
— Не озирайся так опасливо. Ты же знаешь, сюда им не добраться.
— Ожидание громового удара уводит мой аппетит в пятки.
Она засмеялась; как раз до нас донесся отдаленный раскат грома.
— А теперь все в порядке?
— Да, — отозвался я, беря вилку.
— Удивительно, какими родственниками одаривает нас жизнь, — промолвила мать.
Я взглянул на нее, пытаясь уловить выражение ее лица. Увы!..
— Да, — только и сказал я.
Мгновение она изучала меня, но я тоже никак не выразил своих чувств Тогда она заметила:
— Когда ты был ребенком, односложные ответы служили предварением дерзостей.
— Да, — сказал я.
Мы приступили к еде. Все новые вспышки озаряли спокойное, темное море. В свете очередной молнии привиделся далекий корабль, идущий на всех своих черных, надутых ветром парусах.
— Свидание с Мандором уже состоялось?
— Да.
— И как он?
— Прекрасно.
— Что-то беспокоит тебя, Мерлин. Что?
— Очень многое.
— Расскажешь матери?
— А что, если она — часть этого?
— Я была бы разочарована, окажись это не так. Сколько ты будешь поминать историю с ти'игой? Я поступала так, как считала правильным. И по-прежнему уверена в своей правоте.
Я кивнул и продолжал жевать. Через какое-то время я сказал:
— Ты все прояснила в прошлом цикле.
Тихо плескала вода. Блики плыли по столу, по лицу матери.
— А еще вопросы есть?
— Может, сама расскажешь? — отозвался я.
Я ощутил ее взгляд и встретил его прямо.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — удивилась она.
— Тебе известно, что Логрус — разумен? А Образ?
— Это тебе Мандор поведал?
— Да. Но я знал уже до него.
— Откуда же?
— Мы… сталкивались.
— Ты и Образ? Или ты и Логрус?
— Оба.
— И чем это закончилось?
— Манипуляциями, я бы выразился. Они борются за власть и просили меня определиться.
— Чью же сторону ты выбрал?
— Ничью, а что?
— Тебе следовало рассказать мне.
— Зачем?
— Посоветоваться. Возможно, я бы помогла тебе.
— Против вселенских Сил? Как плотно ты с ними связана, мама?
Она улыбнулась:
— Не исключено, что некто вроде меня может обладать особыми знаниями.
— Некто вроде тебя?
— Волшебница моих способностей.
— Насколько же ты хороша?
— Не думаю, что значительно им уступаю, Мерлин.
— Семья все всегда узнает последней. И почему ты не обучала меня сама, вместо того чтобы отсылать к Сухаю?
— Я плохой учитель. Мне не нравится наставлять людей.
— Ты учила Ясру.
Она склонила голову вправо и сощурила глаза.
— Тоже Мандор рассказал?
— Нет.
— Тогда кто?
— Какое это имеет значение?
— Большое, — ответила мать. — Потому что я не верю, что ты знал это во время нашей последней встречи.
Я вдруг вспомнил, что там, у Сухая, она говорила о Ясре что-то, что подразумевало их близость, и я обязательно бы отреагировал, если бы не тащил груз предубеждений и не летел вниз по склону под грохот грозы и забавное звуковое сопровождение тормозов. Я уж собирался осведомиться, какое имеет значение, когда я узнал это, но сообразил — мать действительно интересуется, от кого я это узнал, ибо ее заботит, с кем я мог говорить о подобных вещах с момента нашей последней встречи.
Ссылаться на Люка-призрака показалось неблагоразумным, потому я ответил:
— Ну ладно, ладно. Мандор оговорился, а потом попросил меня молчать.
— Другими словами, — подытожила она, — он ожидал, что слух вернется ко мне. Зачем ему такое понадобилось? Поразительно. Коварный человек.
— Может, действительно просто оговорился?
— Мандор никогда не оговаривается. Никогда не будь ему врагом, сын.
— Неужели мы говорим об одном и том же человеке?
Мать щелкнула пальцами.
— Конечно, ты знал его лишь ребенком. Потом ты ушел и с тех пор видел его всего несколько раз. Да, он коварен, хитер, опасен.
— Мы всегда отлично ладили.
— Разумеется. Он никогда не враждует по пустякам.
Я пожал плечами и вернулся к еде.
Через какое-то время мать сказала:
— Осмелюсь предположить, что меня он охарактеризовал подобным же образом.
— Ничего подобного не припоминаю, — ответил я.