— Руфин никем не дорожит. Когда в человеке отпадает надобность, он выбрасывает его, как ненужную вещь, на свалку. К тому же у нас очень мало шансов вновь повстречаться с Руфином.
— Я знаю, что делать с этой тварью, — сказал Неофрон. — Ты позволишь?.. — обратился он к трибуну. Рутилий ничего не ответил и вышел из комнаты,
— Раздевайся! — приказал Стервятник. — Догола.,
— Что ты хочешь? Переспать со мной? — Роксана постаралась улыбнуться как можно завлекательнее и принялась расстегивать фибулы.
Тот брезгливо скривил губы.
— Да мне противно до тебя дотронуться, тварь. Но другие-то не знают, что ты учудила, змея. Сейчас мы спустимся в казарму. И ты переспишь с каждым, кто пожелает. И сделаешь это страстно и нежно. Ты обрекла ребят на смерть. Так искупи хоть малость вины, доставь им удовольствие перед смертью.
Роксана уже сбросила куртку и тунику. Но услышав такое, прекратила раздеваться.
— Нет… — только и выдохнула.
— Да, крошка, да. Или я расскажу им все. И уж тогда не знаю, что они с тобой сделают. Разрежут на куски и сварят каждый кусочек в масле…
— Ты — подонок. И мстишь подло.
— Я не мщу. Я тебя перевоспитываю, как Ликург. Представь, ребята за минуту до смерти, вместо того чтобы проклинать, будут с нежностью шептать твое имя. Это чего-то да стоит. Постарайся, крошка.
— Элий бы не позволил…
— Да, Элий бы не позволил. Но он мертв. Идем, красавица. Голая ты очень даже ничего. Сисястая. И пердак отменный. Думаю, у тебя сегодня будет много работы.
Неофрон взял Роксану за локоть и повел из комнаты. В дверях она сделал попытку освободиться и ударила Неофрона в пах. Но преторианец ожидал подобного и успел сблокировать удар. Потом ухватил Роксану за волосы.
— Без фокусов. Я — хороший учитель, могу тебя заверить. Многих научил уму-разуму. — Он запрокинул ее лицо. — Неужели тебе не жаль этих мальчишек, которые добровольно согласились охранять Цезаря и умрут только потому, что тебе захотелось выслужиться? Неужели ни чуточки не жаль?
— Мне жаль, безумно жаль, клянусь… Я звала на помощь, я…
— Но себя-то жаль куда больше, так ведь? Ну что ж, придется поработать передком, коли голова работает плохо.
— Я не могу… не хочу…
— А они не хотят умирать. Но умрут, заплатив за чужие ошибки. А ты заплатишь за свою.
И Неофрон вытолкнул Роксану из комнаты.
— Тебя хочет видеть какой-то человек, трибун, — окликнул Рутилия Тит.
Из темноты выступила тщедушная фигурка, закутанная в драную тогу. В свете фонаря блеснула лысая голова.
— Я хочу тебе кое-что предложить, доминус… — льстиво обратился к трибуну Гней. — И прошу взамен немного.
— Что ты можешь мне предложить? — нахмурился трибун. — Запас гранат? Новые винтовки? Патроны? Что?
— Кое-что получше… — губы Гнея тронула улыбка. И трибуну она очень не понравилась. Очень.
— Но ты должен дать мне слово, что выполнишь мои условия, — прошептал Гней.
— Надеюсь, ты не попросишь сдать город.
— Нет, нет, трибун. Сам понимаешь, теперь поздно говорить о капитуляции.
— Тогда даю слово.
— Очень хорошо. Тогда слушай.
«Дольше медлить в Антиохии армия Руфина не может. Это похоже на предательство. Инцидент на играх служит лишним доказательством преднамеренного промедления. Сенатор Макций Проб сделал запрос в сенате касательно поведения императора. Создана специальная сенатская комиссия для расследования».
«Акта диурна», 3-й день до Ид июня (11 июня)
Легионы выступили из временного лагеря под Антиохией. Армия двигалась плотной колонной. Казалось — огромное чудовище ползет по дороге. Печатали шаг легионеры Четвертого, Восьмого, Шестнадцатого Испанского. Сверкали серебряные орлы легионов, сигнумы когорт, стальные шлемы, накладные орлы на броненагрудниках. Было бы здорово вот так скорым маршем пройти до самого Нисибиса. Но нынче армия передвигается иначе. Солдат погрузят в вагоны и отправят на войну, как скот на бойню. Надо торопиться. Их ждал осажденный Нисибис. И мертвый Цезарь. Все шло как нельзя лучше.
«Даже слишком хорошо», — подумал император. Но Руфин всегда побеждает. Сначала — викингов, теперь — монголов. Он загонит варваров назад в степи, чтобы они никогда не посмели явиться под стены Рима. Криспина родит нового наследника. Главное, Элий больше не будет путаться под ногами. Все хорошо. Руфин еще крепок и полон сил. Он будет править долго. Он доживет до того дня, когда его сын снимет тогу-протексту и наденет тогу-гражданина. Его сын. Истинный Цезарь. Руфин даже исполнит желание Клодии. Как будто он гений и бог в одном лице. Он придет на помощь Элию. Но не спасет его. Не успеет.
Штурм начался на рассвете. Сначала заговорили пушки. Они били неостановимо, круша южную стену. Если б у Рутилия было достаточно людей, он бы приказал сделать вылазку и напасть на вражескую батарею. Но у него не было столько солдат. Из трех центурий он вряд ли мог набрать полторы, да и то почти все раненые. Нисибисцев он не считал. Они кое-как могли держаться на стенах, но в открытом бою их тут же сомнут. Была, правда, еще «Нереида». Но и бессмертная когорта сильно поредела. К тому же эти странные вояки оказались не так хороши. Иногда Рутилию казалось, что они больше подставляются под стрелы, закрывая телами других, нежели сами убивают. Трибун все же решил послать две сотни из «Нереиды» на вылазку. Но «бессмертные» полегли, не добравшись до вражеских позиций. Оставалось ждать и надеяться, что Руфин подойдет прежде, чем падут стены. А Руфин должен прийти. Потому что теперь императору через своего тайного агента точно известно — Цезарь мертв.
Монголы вновь заставили пленных волочить тараны и пробивать брешь. Римляне их обстреливали, сбрасывали камни, лили смолу, как в древности, — снарядов у пушек не осталось, гранаты кончились. В дело шли бутылки с «коктейлем для Чингиса».
А потом монголы отступили. И вместо варваров на стены устремился разъяренный поток воды. Монголы на быстрых лошадях ускакали, бросив пленных на равнине. Водяной вал сбивал людей с ног, волочил за собой и кидал на стены. Вскоре вокруг Нисибиса бушевало настоящее море. Вода все повышалась. Рыжая пена кипела вокруг стен. Полуразрушенная кладка не выдержала и рухнула. В город, рыча по-звериному, хлынула вода. Поток нес деревья, ветки, обломки бревен и трупы людей и лошадей. Густая жижа, смешанная с землею, принялась растекаться по улицам.
— В крепость! — приказал Рутилий. — Отступаем! Римляне опередили поток всего на несколько мгновений. Ворота крепости Гостилиана захлопнулись. О синие изразцы бились рыжие волны. Вода урчала в узких протоках улиц, ломала двери, заливалась в окна. Рутилий смотрел несколько минут на сотворенный человеческими руками потоп. Потом обернулся к стоящему рядом Неофрону: