Люська хихикнула. Демонстранты двигаются во всю ширь улицы, взявшись под руки, чтобы их труднее было растаскивать, а впереди выстроилась цепь омоновцев, тоже все держат друг друга под руки, это чтоб демонстранты не прорвались сквозь их хилое, вообще-то, оцепление.
– Теперь бы вприсядку, – сказал Грекор. – И кто кого перепляшет.
– А что, – сказал Валентин, – это же народное гулянье…
– Ставлю на демонстрантов, – сказал Зяма. – На омоновцах тяжелая амуниция.
– Зато там тренированные парни!
– А здесь, – ответил Зяма и указал кивком на наших качков, крепких и могучих, как быки, плечи толстые, руки как бревна, головы сидят прямо на плечах, такие не свернуть. – Эти кого угодно и перепляшут и переотжимаются от пола…
Над головами реют десятки разных флагов, я пожалел, что у нас еще нет своего, нужно срочно придумать, а то тут чего только нет: и с красными звездами, и баркашевцы, и анархисты, и вообще что-то совсем непонятное…
Данил сказал Зяме ехидно:
– А где ваши?.. Как вы собираетесь мир захватить?
Зяма ответил с достоинством:
– Во-первых, мы действуем скрытой сапой. Во-вторых, наши боевые марсианские треножники уже на подходе. А в-третьих, что самое главное, мы его уже захватили!..
Данил проворчал:
– Оно и видно. С одной стороны жиды, с другой – евреи… Зяма, а ты кто из их?
– Я третья сила, – ответил Зяма. – Сингуляр! Но пока скрытый.
На плакатах чаще всего прямые оскорбления, типа: «Президент сука, а жена его блядь» или «Пидоры», но корреспонденты снимают это с восторгом, это же глас народа, пусть без мозгов, еще и в жопу пьяного, но воля народа – воля Бога, это же демократия в действии, если народ говорит, что президент – сука, а жена блядь, то так оно и есть, а как на самом деле – неважно…
Отдельные группки демонстрантов под счет «раз-два-три» заученно кричали свои требования, рифмуя со словом «уходи», это стало смешно даже Люське, а Зяма сказал издевательски:
– Этим идиотам лет по пятнадцать-двадцать! И конечно, они уже твердо знают, что нужно стране. Каждый из них готов стать президентом и править мудро и справедливо.
Я сказал быстро:
– Пора!
Мы отодвинули чуть барьерчик и быстро один за другим протиснулись на ту сторону. Двое ментов нахмурились и шагнули в нашу сторону, но мы быстро вломились в группу таких же молодых и веселых, и менты остановились.
Правда, в нашу сторону некоторое время косился один из мужичков манагерского вида, явно из хорошо оплачиваемого руководства, но внимательно изучил наши плакаты и отвернулся с видом полнейшего превосходства, дурак набитый.
У руках у Люськи плакат «Долой систему!», и на нее оглядываются и реагируют больше всего, а заодно и плакату достается какое-то внимание.
Она же, польщенная вниманием, цветет и пахнет, огромные губы стали еще больше, а сиськи крупнее и напористее. Марина идет среди наших качков, плакатов на всех не хватило, однако все равно наша группа выглядит обособленной, да и лозунги у нас такие, что запоминают все, кто бы ни мазнул взглядом.
– Пусть меня повяжут, – сказал Зяма мечтательно. – А я обвиню их в антисемитизме, геноциде и… что бы еще?
– Голодоморе, – подсказал Данил.
– Вот-вот, – обрадовался Зяма. – Еще и в голодоморе и вмешательстве во внутренние дела Америки в Сирии. Вся наша закулиса поднимет хай, евреи зверски угнетены в России!
– А если менты не побьют, – сказал Данил, – я сам тебе разобью морду. Ну, для дела, Зяма, для дела! А потом скажем, зверский ОМОН так тебя отделал. Будешь шрамы показывать, тебя в Би-би-си по новостям покажут… А еврейский кагал тебя вообще мучеником сделает!
Зяма содрогнулся всем телом.
– Не-е-ет! Я нежный.
– И денег даст, – добавил Грекор.
– Денег? – спросил Зяма заинтересованно. – Сколько?
– Много, – ответил Грекор. – Евреи все богатые, не слышал?
– Да знаю, – сказал Зяма недовольно, – что много. Но сколько много? Какой процент отката?
Впереди раздался шум, крики. Колонна слегка замедлила шаг, все разом заговорили громче.
Валентин, прислушавшись, сказал быстро:
– Головная часть дошла до ограды!
– Двинутся дальше? – спросил Данил. – На нее ж дунуть, сразу улетит, как домик Ниф-Нуф-Нафа.
– Вряд ли…
Мы продолжали проталкиваться вперед, демонстранты все какие-то чересчур интеллигентные, даже кричат визгливо и по-бабьи, а у нас во главе группы пошел Данил с качками, так что продвинулись почти до ограждения.
Я заметил, что возле бровки асфальт прилегает неплотно, его нетрудно отковыривать ломиком или даже простыми железными трубками. Дальше пойдет проще, его можно, в отличие от булыжников, ломать на куски нужного размера, чтобы швырять хоть рукой, хоть из пращи, хоть из рогатки.
Грекор наоткалывал, как молодой лед, и собрал целую кучку обломков, на него оглядывались с одобрением, быстро разобрали и начали швырять через головы десяти передних рядов в полицейских и омоновцев.
– А передним влупят, – заметил Зяма.
– Все предусмотрено, – успокоил Валентин.
– Что?
– В передние ряды выдвинули женщин, – сообщил Валентин. – Трое из них беременные. Когда им влупят или потащат к автобусу, это заснимут в нужном ракурсе, обработают, и через пару минут ужасающие зверства Кремля покажут все телеканалы мира!
– Круто, – восхитился я. – Правда, тех дур немного жалко… Хотя чего их жалеть?
Гаврик хохотнул:
– Верно! Дураков у нас на сто лет вперед запасено, а уж дуры так и вовсе на каждом шагу.
Несколько парней, то ли для прикола, то ли показывают всем, какие они крутые, нацепили маски анонимусов и пришли с плакатами, где на все лады доказывается, что власть захватили воры.
В нашу сторону пробились несколько мужиков в пиджаках и с галстуками, двое с мегафонами в руках.
Один сразу заорал:
– Прекратите!.. Вы что, провокаторы?
Я поинтересовался:
– В чем дело?
– Вы что делаете? – заорал он. – Вы что делаете?
– Выражаем протест, – заявил я, – если вам непонятно. У нас свободная страна или нет?..
– Протесты так не выражают! – прокричал он. – Прекратите немедленно, иначе вас отсюда выведут!.. У нас санкционированный митинг, разрешенный властью, мы должны держаться в рамках…
– Потому что вы и есть эта власть? – спросил я понимающе. – Ребята, прекращайте. Это в самом деле кукольный митинг. Одна голова этого Змея смотрит из Кремля, вторая… вот она.