Он раздраженно пожал плечами:
– Да какая разница? Не знаю, конечно. Просто от деда часто слышал: «Банда Маннергейма» и «Свободу Анжеле Дэвис». И еще про Лумумбу говорил, но «Лумумба» не так звучит, как «Анжела Дэвис», хотя тоже, наверное, девка клевая…
Валентин красивым жестом развел руками и проговорил голосом преподавателя с кафедры:
– Даже в самом свободном обществе многое не позволяется. К примеру, пачкать стены. Потому, если возникнут проблемы… повторяю, только в случае, если возникнут проблемы!.. мы можем зарегистрировать наш фронт как «Настизм», но сами будем знать, что это срунство, и все другим объявим. И… погоди, Грекор, не кричи!.. нас все поймут и оправдают. Потому что это не мы переменили официальное название, а власть, с которой боремся, заставила переменить. А все будут называть нас по-прежнему срунами, а движение – срунством, потому что мы – Россия, у нас все читается между строк, во всем понимается второй смысл, потому что мы – духовный народ-рогоносец.
– Богоносец, – уточнил я.
– Да знаю, – ответил Валентин, – но рогоносец – звучит лучше. Я вот сразу представляю себе сказочного единорога с крыльями, прекрасного и сверкающего…
– А я другое представляю, – пробормотал Грекор с угрозой, – эстет ты наш хренов. Хотя, думаю, у нас все названия перекручиваются, так что как ни назови, а приклеится то, что улица восхочет… Ладно, ребята, мне пора. Спать я предпочитаю дома в своей постели.
Данил со вздохом поднялся, мощно повел плечами.
– Я тоже, – сказал он, – в чужой мышцы тают, как воск.
Валентин долго собирал листки на столе, а когда все вышли, сказал доверительно:
– Анатолий, я не думаю, что возникнут сложности с регистрацией… у нас же сейчас период демократии, а мы ж в России, где гулять так гулять, а демократия так демократия от моря и до моря! Но на всякий случай скажем ребятам, что проблемы возникли, пришлось зарегистрировать как «Настизм».
– Полагаешь, – спросил я, – не стоит и пытаться насчет срунов?
Он покачал головой:
– Там тоже не совсем идиоты сидят, как мы их представляем, чтобы очистить свою совесть. «Сруны» точно не пройдут, а с «Настами» шанс есть.
Весна – пора митингов, демонстраций и шествий, мы едва успевали отслеживать, кто и что затевает. После того митинга прошло не больше недели, как состоялся гей-парад, затем шествие лесбиянок с их протестами.
Мы пошли смотреть всей компашкой и вместе со всем народом удивлялись, зачем запрещают лесбиянок, другое дело – пидоров давить, это да, а лесбиянки пусть, они вот на улице еще и красивые, все разделись до пояса, это же одно удовольствие смотреть, всех бы женщин обязать так ходить…
Почти сразу за лесбиянками прошла демонстрация за свободу приобретения оружия. Почему-то на ее разгон бросили больше всего полиции и ОМОНа. Чуть ли не воинские части задействовали, хотя как раз там шли люди к власти лояльные, оружие им нужно не для грабежа, а для защиты своих квартир, а у грабителей оружие и так у всех есть, непонятны дела нашей власти… Хотя она такая, какую мы сами выбрали, хотя я просто не понимаю, как это мы их выбрали…
А затем Зяма, рыскающий по новостным сайтам, объявил, что от имени объединенной оппозиции подана заявка в мэрию на проведение шествия с последующим митингом на Болотной, где будут протестовать против действий правительства.
Каких именно, Зяма сказать не смог, сами протестующие еще не определились, но это не важно, мелочи, главное – собрать как можно больше народу, на сайте обещали, что прибудет народ на автобусах из ближайших и даже дальних городов.
– Следи, – велел я, – насчет прохождения заявки. Если не отменят, то мы должны быть к митингу наготове.
Данил сказал бодро:
– На этот раз покажем себя!..
– А то и поборемся, – поддакнул Грекор, но мускулами играть не решился. – Выйдем как насты?
– Да, – ответил я уверенно. – Официально настами, хотя ясно, все будут звать себя по-прежнему срунами. Так и понятнее, и привычнее, да и приятнее… Все мы из говна, как когда-то это слово будет с удовольствием четко выговаривать даже телеведущая Первого канала.
– Хотя, – уточнил Зяма, – из политкорректности и вообще на всякий случай будет морщить свой хорошенький носик.
– А что, – спросил Данил настороженно, – она тоже еврейка?
– А ты не знал? – изумился Зяма. – Да мы везде!
– Поднес бы я ей к самому носику кое-что из своих широких штанин, – сказал Данил угрюмо. – Вместо молоткастого и серпастого. Ладно, бугор, давай регистрируй как настов. Противно, но что делать? Еще Ленин говорил, что для победы иной раз надо и через озеро говна перейти вброд, а то и переплыть, нахлебавшись по дороге.
В дверь позвонили, на экранчике высветилось молодое лицо в фирменной кепочке.
– Доставка пиццы!
– Открываю, – быстро ответил Зяма. – Ура!
В помещение быстро вбежал парнишка с тремя большими коробками. На правах хозяйки их приняла Люська и расплатилась, мы наловчились заказывать пиццу с доставкой в офис, так называем помещение нашей компашки, которую для солидности величаем организацией и планируем каким-то макаром превратить в партию. А что, в России любая хрень проходит…
Если Марина появляется со своими фирменными пирожками, это вообще праздник, но сегодня ее дождемся вряд ли, звонила и сказала, что завтра будет точно, у нас так клево!
Валентин и Зяма устроились за одним столом, Люська и подала им по куску на салфетке. Я слышал, как Валентин втолковывает прописные для него истины, хотя они прописные и для нас, но он в самом деле озвучивает их, огранивает в слова так, что и самим можно пользоваться, не роняя свой высокий интеллект:
– Раньше говорили, вернее, важно вещали, только, как говорится, власть имущие. Да еще те, кого эти власть имущие допускали до вещания через газету или телевидение. Но с приходом инета монополия на вещание рухнула, согласен? Сейчас тинейджер может прийти на любой форум, где обсуждается, к примеру, какой-то новый законопроект, изобретение или поездка президента в другую страну, и написать свое мнение. Если напишет грамотно и запятые на месте, то прочтут так же внимательно, как и реплику какого-нибудь академика, почетного члена всех академий мира.
Я увидел, что и другие начинают прислушиваться, пора вмешаться, сказал бодро:
– Отсюда вывод! Академиков единицы, нас – миллиарды! Врубились?
Валентин загадочно промолчал, Зяма ответил туповато, даже рожу скорчил, чтобы походить на Данила:
– Не.
– Голос любого сруна, – сказал я, – в инете фактически приравнен к голосу академика. Ну пусть не один к одному, но десять срунов – это уже глас народа. Любой академик, с которым заспорят десятеро, поднимет лапки и попросту смоется с форума.
Зяма хохотнул: