– Тереть надо не палец, – наставительно ответил я, – а ладонь.
– О!
– Еще не раз это скажешь, – обронил я таинственно. – Ну-ка, все сюда, морды.
Они оставили компы и, отпихиваясь ногами от пола, это чтоб не поднимать жопы от нагретых сидений, подъехали на креслах с колесиками.
Я выложил на середину стола пакет. На этот раз даже Зяма не протянул руку, я видел, как расширились его глаза, а язык облизал кончики губ.
Грекор спросил зачарованно:
– Сколько?
Все так же молча я вытряхнул на стол красные пачки в банковской упаковке. Двадцать штук. Мне показалось, они не сразу и сосчитали, что в этой горке десять миллионов рублей.
– Нас становится больше, – объяснил я. – Потому и расходы, что понятно, больше.
Все смотрели с непонятным выражением, наконец Данил пробормотал с непривычной для него нерешительностью:
– Деньги, конечно, большие… Но стоит ли сейчас вот так… даже и не знаю… вроде бы и от денег отказываться дурь полная, но и почему у меня такое ощущение, что я кому-то продаюсь?
Зяма ответил с достоинством:
– Если за хорошие деньги, то почему нет?
Я поморщился:
– Данил, если наши цели совпадают, то в самом деле, почему не идти вместе?.. Дело даже не в этих пачках красненьких. Мы и без их денег ломали систему! Просто с ними стало проще… но мы делаем свое дело, а не ихнее!
Данил буркнул:
– Что-то мне кажется, что как раз ихнее.
– Наши цели временно совпадают, – повторил я твердо. – Они хотят ослабить Россию, а мы – кремлевскую власть. Беда в том, что власть в России полностью захвачена кремлевской хунтой. Но как только нам удастся ее сбросить…
Грекор нервно поглядывал то на деньги, то на Данила, но чаще не мог оторвать взгляда от этих десяти миллионов чистого счастья.
– Данил, – сказал он быстро, – ты совсем рухнулся? Бугор сказал же, что эти лимоны только для затравки! Так, бугор?
Я кивнул.
– Да. Если наберем обороты, сразу же перечислят еще пять, потом пять, а когда войдет в решающую фазу, то и все тридцать миллионов. Уже не рублей, а долларов.
Они смотрели ошарашенно, и хотя я придумал все в эту минуту, но голос тверд, а на лице легкая печаль, что мои же соратники начинают сомневаться то ли во мне, то ли в нашем общем деле справедливой ломки существующего строя.
Зяма неумело присвистнул.
– За такие деньги можно горы свернуть. Я за то, чтобы начинать немедленно.
Валентин помалкивал, раздумывает, с выводами не спешит, хотя и он не похоже, что обрадовался.
– А тебя, аспирант, что тебя тревожит? Ты тоже против?
– Я не против, – ответил он неспешно. – Я только напоминаю, что до истечения срока нашего президента остался всего год, даже чуть меньше… Допустим, нам в самом деле могут выделить неограниченные средства. Допустим и то, что мы настолько гениальные организаторы, что сумеем все их вложить в дело так, чтобы сработали до последнего доллара. Но даже в этом случае на подготовку уйдет месяца два, не меньше. Народ нужно будет собрать со всей страны… вернее, сперва отобрать тех, кто готов будет прожить в палатках среди площади столько, сколько понадобится. Потом этих людей нужно будет подготовить… ну там выплатить некоторые авансы, наобещать намного больше, разжечь у кого жадность, у кого честолюбие, кого поймать на возможность пограбить под шумок московские магазины и пожмакать жирных москвичек…
Грекор поморщился и произнес почти церемонно:
– Давай без уголовщины.
– Это не уголовщина, – ответил Валентин сдержанно, – это запланированный перехлест незапланированных эмоций.
Данил буркнул:
– Это… как?
– Ну как болельщики, – ответил Валентин, – когда идут со стадиона, иной раз переворачивают автомобили, бьют витрины… В какой мере они уголовники, если не планировали грабить? Это неизбежные эксцессы. Их нужно учитывать и планировать заранее.
– Не отвлекайся, – посоветовал я.
– Так вот, – продолжал Валентин, – два или три месяца на стягивание людей в столицу. Митинги – две недели, не меньше. Сначала мирные, потом по нарастающей… В конце митингов, когда все разогреты… не забыть подвозить кроме водки еще и горячую еду, ставим палаточный городок… Сколько в нем придется отсиживаться?
– Еще пару недель, – предположил Данил.
Валентин покачал головой:
– У нас не Украина и не Грузия. Это там США действовали напрямую: украинский президент женат на американке, а грузинский – сам по себе американский бизнесмен… Потому и сумели уложиться в пару недель. А у нас орешек покрепче.
– Не меньше месяца? – спросил Данил.
– Не меньше, – согласился Валентин. – На последний этап. А до него еще ох как далеко.
Он посмотрел на меня ясными глазами, доводы все четкие и, как положено человеку науки, разложены по полочкам.
Я покачал головой, начал загибать пальцы.
– Получается, как минимум, четыре месяца. Это при самом благоприятном раскладе. Словом, если у нас… тьфу-тьфу!… все получится, то мы сумеем свергнуть за полгода, а то и меньше, до его ухода с поста. Я не уверен, что целесообразно все это затевать…
Я ощутил, что в помещении после рассудочных слов Валентина в самом деле поменялась атмосфера. Его доводы, очень четкие и логичные, подействовали, как если бы он плеснул бензинчику в затухающий костер энтузиазма.
Все взгляды устремились на меня, я развел руками, поднялся, снова развел руками.
– Нужно изучать классиков, – сказал я сдержанно. – Был такой момент в нашей прошлой истории, когда Ленин сказал: «Вчера власть брать было рано, завтра – поздно». Этим он убедил своих колеблющихся сторонников. Они пошли на захват власти и… победили!
Зяма сказал осторожно:
– Чем же особенным отличается этот момент? А то хоть Ленин и еврей, но я его не читал. Как и Гитлера, что тоже еврей.
Никто не отреагировал, хотя Зяма откровенно троллит, все смотрят на меня и ждут.
Я ощутил прилив сил.
– Мы не можем участвовать в выборах, что очевидно предлагает Валентин. Вы это понимаете?
Ошарашенное молчание, потом Данил помотал головой.
– Не знаю, как другие, но я не врубился.
Остальные помалкивали, мало кто может признаться, что чего-то не понимает. В непонимании может признаться только тот, кто понимает многое и чья репутация в этом высока. Или кто о ней вовсе не заботится.
– Объясняю, – сказал я четко. – На выборы мы должны прийти с четкой программой вывода страны из кризиса…
– Из кризиса? – переспросил Грекор туповато.