– Ошибаешься. Замечал.
– Правда? Почему же тогда… – она вдруг окончательно смутилась – Я из «младших»? Только поэтому?
– Ты повзрослела, – он улыбнулся.
– Но я и была взрослой! Семнадцать лет!
– Не возраст, – усмехнулся Егор. – Мне было девятнадцать. Помнишь старые традиции?
– Да. Родители нас чересчур опекали. И тем труднее оказалось без них, – вздохнула Настя.
Егор нахмурился. Набег мутантов он старался не вспоминать. Гибель всего взрослого населения колонии внезапно вытолкнула их вперед – троих девятнадцатилетних ребят. Жизнь разделилась на «до» и «после». Было тяжело и страшно. Даже хуже, чем в затопленном убежище.
– Егорушка, – Настя убрала нехитрую посуду, подошла, обняла его, прижалась. – Знаешь, о чем я мечтаю?
– Нет.
– О будущем. Когда все закончится. Прекратятся дожди. Мы построим дом, да? У нас будут дети, представляешь?
Егор невольно зажмурился, возникла неловкая пауза.
– Это ведь будет, да? – она не отступилась от темы.
– Не скоро, – отрывисто ответил он.
– А как ты думаешь, когда? – Настя заглянула ему в глаза.
– Потом… – хмуро и неопределенно ответил Егор.
Настя некрасиво усмехнулась, села напротив.
– Извини, что спросила. Просто, помнишь, мы когда-то ждали прихода Весны, а чем обернулось потепление?
Егор помрачнел. «Наши жизни висят на волоске, судьба под вопросом. Мы пленники хондийского крейсера». – Мурашки пробежали по коже.
– Настенька, – он, как мог, попытался сгладить угловатость, напряженную неловкость фраз: – Давай сейчас закроем эту тему. Поговорим, когда я избавлюсь от нерва. Убью его. Или удалю.
Настя грустно улыбнулась, с трудом сдержала слезы, кивнула:
– Я знаю, у нас все будет… – тихо, с надрывной надеждой проговорила она. – Прости. Больше не буду спрашивать.
Егор лишь кивнул.
В этот вечер он впервые всерьез подумал: «Я удалю нерв! Ради нее… Чего бы мне это ни стоило!»
* * *
Они уснули.
Мембрана, закрывающая вход в отсек, вдруг начала уплотняться, утратила проницаемость. Потолок взбугрился, на нем появились капельки отвратительно пахнущей жидкости.
Настя спала, обняв Егора. Нерв притаился, он ощущал угрозу, опасность, исходящую от девушки, но не мог защититься – в последнее время он постоянно проигрывал короткие схватки с человеческим рассудком.
Егор не почувствовал запаха, вот уже несколько ночей подряд он спал глубоко, крепко, без кошмарных сновидений.
Отсек медленно наполнялся токсином.
…
Он проснулся, словно от толчка, не понимая, где находится.
Обстановка тонула в желтоватом мареве. Бестужев вдохнул отравленный воздух и тут же почувствовал мягкое, успокаивающее прикосновение нерва: ты в безопасности, токсин на тебя не действует.
Верно, но голова все равно казалась свинцовой. Память словно отшибло, он не мог вспомнить, что происходило накануне.
Хотелось пить. Он встал, пошатнулся, и вдруг перед глазами потемнело: Настя, бледная, неподвижная, лежала, не подавая признаков жизни.
Егор едва не сошел с ума в этот миг.
Он взглянул на свои руки, похолодел. Желтоватая жидкость сочилась из-под перчаток.
– Настя! – он бросился к ней, уловил слабое, едва ощутимое дыхание, метнулся к двери, но уплотнившаяся мембрана не расступилась, не отреагировала на касание – она герметично запечатала отсек!
Егор схватил со стола нож, в исступлении полоснул по упругой преграде. Брызнула розоватая сукровица, но он не остановился, продолжал наносить удар за ударом, пока мембрана не лопнула, превратившись в лохмотья.
Он схватил Настю на руки, вынес ее в коридор, запоздало вспомнил о коммуникаторе:
– Пятый жилой отсек! Срочно нужна помощь! Метелина в лабораторию! Отравление токсином!
Первым на вызов откликнулся Родион. Он прибежал через пару минут, увидел Егора, Настю, мгновенно понял, что произошло, передал через имплант мысленную команду двум сопровождавшим его повсюду сервам.
Кибермеханизмы мгновенно соединились, одновременно трансформируясь в модуль эвакуации. Четыре манипулятора бережно приподняли обмякшее бессознательное тело девушки, раздался характерный звук сервомоторов.
– В пятую лабораторию! – приказал Бутов. – Живо! Мы следом!
Егор безучастно сидел на корточках у стены. Он не реагировал на события, лишь слезы текли по его щекам.
Бутов коснулся его плеча, встряхнул.
– Все будет в порядке, – он сам плохо верил в то, что говорил. – Метелин уже на пути в лабораторию! Он обязательно справится!
Егор не шевелился, словно окаменел.
Это я убил Настю… – отчаянная, обреченная, переполненная болью мысль затопила сознание.
Хотелось выть. Или умереть.
Родион силой заставил его встать.
– Пошли! – коротко приказал он, схватил Егора за руку, потянул за собой.
* * *
– Ты едва не убил ее! – с мстительным ехидством заключил Метелин, взглянув на результаты экспресс-сканирования.
Он на удивление быстро появился в лаборатории, подготовил аппаратуру, словно заранее знал или предчувствовал: сегодня ночью произойдет нечто, требующее его вмешательства.
Родион побагровел, Егор, абсолютно подавленный, не обратил внимания на тон Метелина.
– Она выживет?
– Понятия не имею! – Вадим просматривал поступающие на монитор данные. – Отравление токсином смертельное. Человеческий организм самостоятельно его не выводит. Я сделал все, что мог, но прогнозов сейчас не ждите. У меня нет проверенных препаратов, метаболизм хонди все еще загадка для нас!
– Врешь! – Родион схватил Метелина за плечо, рывком развернул лицом к себе. – Врешь! Нерв без знания метаболизма не вырастишь!
– Отпусти! – Метелин рванулся. – Вырастить нерв и нейтрализовать токсин – не одно и то же!
Бутов разжал пальцы.
– Так и будешь стоять, пялиться на монитор?!
– Я уже сделал все, что мог!
– Оба замолчите! – в медицинский модуль вошел Малехов. – Егор, что произошло?
– Нерв, – подавленно ответил Бестужев. – Мы спали. Железы начали выделять токсин.
– Нет уж, извините, – Метелин снова полез на рожон. – Нерв тут ни при чем!
– То есть? – насупился Родион.
– Биоимплант не способен мыслить. Принимать решения. Фрагмент нервных тканей слишком мал!