– Родня в городе есть? – спросил Гефестай деловито.
– Как не быть! – развел руки осанистый домовладелец, напомнивший Лобанову Деда Мороза в летней форме одежды. – Имеется!
– Значить, к ним и ступай! Можешь, конечно, и тут остаться, но если тебе на голову рухнет подарочек от фроменов… Какой-нибудь, там, тючок горящей пакли или ядрышко, меня не зови!
– Не-е! – рассудил домохозяин. – Лучше уж я к старому Виме съеду!
И поспешил к себе во двор.
– Начальник! – сказал Искандер, передразнивая домохозяина. – Ты нам экипировку думаешь выдавать?
– Я как раз решаю этот вопрос, – солидно ответил Гефестай и поманил к себе сака в шароварах и кожаном доспехе на голое тело. – Фарнак! Выдай им!
Фарнак метнулся в хранилище, оборудованное в двух шагах, на первом этаже привратной башни, и выволок оттуда тяжелый тюк.
Гефестай со знанием дела вытащил из тюка кольчугу и примерил ее на Лобанова.
– Держи! – сказал он. – Твой размерчик!
Лобанов принял матово поблескивающий ком из скрипящих колечек и напялил на себя кольчугу. В своем времени он с тихим презрением относился к тем щуплым мужчинкам, бородатеньким и очкастым, что кроили из жести «рыцарские» латы и тешились игрой в историю. Что бы они сказали, надень на их дохлые организмы вот эту, настоящую кольчугу до колен, в коей весу не меньше пуда, в одну руку сунь римский щит-скутум (десять кило ровно!), а в другую хоть и короткий, но весьма увесистый меч? Да ничего бы они не сказали… Попыхтели б, попотели, покряхтели. Поскидывали бы с себя реальную амуницию и потеряли бы всякий интерес к такой истории, где вместо войнушки-ролевки, потешной утехи, сплошь и рядом пот, грязь и кровь. И боль. И смерть…
Лобанов просунул руки в позвякивавшие рукава, напялил на голову мягкую шапочку-подшлемник, а сверху надел кольчужный капюшон. Нацепил перевязь меча и затянул пряжку на груди. Готов к труду и обороне.
– У всех брони? – донесся из арсенала глухой голос Гефестая. – Мечей никому не надо?
– Спасибо, отец-командир! – крикнул Эдик. – Веди нас!
– Я вот тебе поёрничаю еще! – пообещал сын Ярная. – На позицию, скачками!
Грузной трусцой Гефестай, Сергей, Искандер и Эдик поспешили на верх бастиона, взбираясь по стертым ступеням наружной лестницы.
– Ни перил, ничего… – брюзжал Эдик. – Сплошные нарушения Тэ-Бэ!
– Разговорчики! – пропыхтел Гефестай, залезая на верхнюю площадку вверенного ему бастиона, полукруглую и огороженную кубами зубцов.
Южный бастион выпирал из крепостной стены в полусотне шагов от привратных башен. Мощным утесом прикрывал он врата, на его верху стояла тяжеленная баллиста, пулявшая окованные железом бревна, пучки тяжелых стрел или ядра по настильной траектории. Нашлось место и для парочки онагров – катапульт, стрелявших навесом, как мортиры. Попробуй только, приблизься к воротам города! Так влупят, что дурно станет!
Римляне появились во время кены. Оба легиона выстроились покогортно, конники тусовались на флангах. Блестели на солнце орелики аквил, [59] трепетали ленточки на древках сигнумов, пускали «зайчики» надраенные шлемы и пластинчатые панцири – лорика сегментата. Разом заревели, завыли гнутые трубы-букцины, и к воротам поскакал одинокий всадник.
– Не стрелять! – крикнул Гефестай. – Это посланец…
Посланец остановил коня у ворот Антиохии, задрал голову, высматривая командование за зубцами башен, и прокричал:
– Сенатор и консуляр, [60] сиятельный Гай Авидий Нигрин пришел с войной, но желает мира! Землю и воду!
– Чего, чего он хочет? – обернулся Лобанов к Искандеру.
– Обычай такой, – растолковал тот. – Ежели осажденные выносят золотой поднос, а на нем две чаши, с водой и землей, значит, город сдается на милость осаждающего… Тс-с! Ну-ка, что дизпат скажет?..
Симак на левой воротной башне прокашлялся, высунулся между зубцов и любезно предложил:
– А не пойти ли вам всем в задницу? – Побагровев, он проорал с высоты: – Передай своему сиятельному говнюку, пусть начинает искать место для захоронения! Должны же мы знать, где зарыть такую кучу падали! – Дизпат обвел рукой строй легионеров и добавил доверительным тоном: – Смердеть же будете!
Посланец поднял коня на дыбы и ускакал.
Он несся так, словно боролся за приз на соревнованиях. Копыта коня выбивали клубы красноватой пыли, сливавшиеся в зыбкий шлейф.
По неслышной команде когорты перестроились – меньшая часть осталась сбивать прямоугольные рамы винеа, ставить каждую на три колеса и крепить сверху большие щиты-плетни, а основное воинство взялось за строительство лагеря.
– Ну, это у них часа на три-четыре, – авторитетно заявил Гефестай. – Плавали – знаем! Падайте, люди, отдыхайте!
Сам он «упал» на обтесанную раму онагра. Лобанов притулился рядом, удобно откинувшись на толстую откосину. Эдик с Искандером сели напротив, по обе стороны от амбразуры.
Лобанов обвел взглядом товарищей. «О чем они сейчас думают? – пришло ему в голову. – Вот мы все встали на защиту города, что стоит на краю Ойкумены. Отступать нам некуда, за нами – Антиохия-Маргиана! А враг силен и опытен, дисциплина у римлян, как у роботов. И о чем же думают люди на краю жизни, когда неясно, увидишь ты день завтрашний или уже помечен смертью?..»
– Знаете, что я сейчас вспомнил? – заговорил Гефестай. – Я, когда к легионам подобрался поближе, не сразу и поверил. Смотрю – девицы едут! Вот, думаю, допился! Да нет, едут красавицы! Две молоденькие и одна постарше…
– Пленные, может? – выдвинул версию Лобанов.
– Да нет, – протянул кушан, – непохоже… Одеты прилично, а седла у них так и играют жемчугами! Кто ж на такое седло пленницу посадит или, там, рабыню? И охрана у них такая, что о-го-го!
– И как же это ты с ними не познакомился? – комически изумился Эдик.
– Легионеры помешали! – ухмыльнулся Гефестай. – Да и зачем мне еще одна головная боль? Хватит с меня моей Феризат! – И добавил жизнерадостно: – До чего ж ревнива, о-о! Женщина-пила!
– Так ушел бы! – присоветовал Искандер.
– Да уже тыщу раз уходил! И возвращался опять!
– Будда учит: жизнь полна страданий, – назидательно сказал Чанба. – Страдания смертного проистекают от неудовлетворенных желаний. Откажись от суетных хотений, Гефестай, укроти плоть, и ты приблизишься к блаженству, угодишь в самую нирвану!
– Нет уж! – ухмыльнулся сын Ярная. – Блаженство – это когда я с Феризат! Кстати, – сузил он коварно глаза, – а как там поживает маленькая Хава?