– Хорошо поживает, – ответил Чанба и подозрительно посмотрел на Гефестая.
– А ладно ли со здоровьицем у маленькой Гермионы? – невинно спросил тот.
На смуглых щеках Эдика заиграл румянец.
– Здорова Гермиона, – буркнул он.
Лобанов хихикнул.
– Сергей меня понял, – внушительно сказал Гефестай и поднял палец. – Друг мой Эдуард! Когда живешь сразу с двумя красотулями, не проповедуй воздержание товарищу!
– Я не сразу! – затрепыхался Чанба. – Я по очереди!
Друзья расхохотались.
– А я все не заведу себе подругу, – закручинился Искандер. – Не получается у меня, чтобы так, – вот мой дом, а вот моя женщина! Никаких шансов! Все как-то… так, перебиваюсь. Не дома живу, а на постое стою… Полажу с девчонкой, а поутру лежу, смотрю на нее и думаю: и фигурка точеная, и личико – Афродита отдыхает! – Тиндарид сделал отвращающий знак. – А как представлю, что лицо это будет единственным, да на всю жизнь… Все!
– Сергей, – спросил Гефестай, – а у тебя там, в России, девушка была?
– Были, – усмехнулся Лобанов.
– Все с тобой ясно!
Гнусаво протрубила букцина.
– Перерыв окончен! – сказал Гефестай и хлопнул себя по коленям.
Лобанов, а за ним и Эдик с Искандером просунулись меж зубцов, интересуясь, чего там римляне задумали.
– Вы что сюда, смотреть пришли? – сердито спросил Гефестай у глазеющих сотоварищей и быстро нашел всем работу – Эдика приставил к лебедке-полиспасту, поднимать с земли тяжелые каменные ядра для баллист, Искандера отправил ярусом ниже – кантовать тяжелые хумы с нефтью, а Лобанова отправил к Фарнаку, за боеприпасами.
Сергей раза три сгонял туда и обратно, тягая под мышками по снопу длинных стрел и по вязанке дротиков. Но не он один бегал – все невеликое воинство Антиохии металось взад-вперед, готовясь дать отпор наглым агрессорам.
Ровно через три часа – клепсидра [61] это подтвердила – военный лагерь у римлян был готов. Огромный прямоугольник, почти полкилометра на километр, был обнесен двойным частоколом, обмазанным глиной. Передние ворота лагеря, обращенные к Антиохии, висели меж двух деревянных башен, словно копируя городские укрепления.
Начинало темнеть, но римляне все никак не могли угомониться – подтаскивали свои онагры и хайробаллисты, выстраивая орудия в линию, дружно стучали молотками и зудели пилами, собирая громадную гелеполу, осадную башню. По тракту медленно ползла… ну как бы рубленая изба на колесах, крытая поверху сырыми шкурами. Это была знаменитая тестудо, под ее защитой легионеры ровняли тракт, срывая бугры и засыпая ямки, – готовили путь под гелеполу. Кувшинчик с горящей нефтью долетел до тестудо, лопнул, разливаясь чадящим пламенем, но толку от него было чуть – не брал огонь сырую кожу, бессильно стекал на землю и гас.
– Сергей, – сказал негромко Гефестай, – иди поспи. Ко второй страже тебя сменит Искандер, потом очередь Эдика.
– А штурм не проспим? – пробурчал Эдик.
– Не проспим, – усмехнулся Гефестай. – Фромены пойдут на приступ с утра. И такой шум поднимут, что… Плавали – знаем! Иди, короче, и ложись!
Лобанов спустился на нижний ярус. Там горела масляная лампа, тускло освещая низкий деревянный лежак, покрытый войлочной полстью. Сергей лег и закрыл глаза.
Было ему странно и неспокойно. Страха не было. По правде говоря, Лобанов просто не верил в реальность происходящего. Осада крепости… Приступ… Эти слова как-то не увязывались с ним, выпускником МАЛИ, директором «ооошки», хоть и вшивенькой, а все ж… Ко времени своего «пришествия» он уже попривык, но лук и стрелы, мечи и копья, боевые колесницы – это было настолько дико, что просто оторопь брала.
– Ничего, – проворчал Лобанов, – привыкнешь еще…
3
Утром римляне пошли на приступ. Затрубили букцины, и легионеры затопали, выбивая пыль из-под калиг. [62] Заработали рычаги баллист и катапульт, посылая за стены горящие тюки пакли, щедро пропитанной нефтью, и ядра. К удивлению Лобанова, сырцовые кирпичи держали удар. Для данного стройматериала, пожалуй, опасной была лишь вода, но над Антиохией-Маргианой метеориты падали чаще, чем дождевые капли.
– Бар-pa! – орали римляне. – Бар-ра!
Обложившись щитами, накрывшись ими, они шли тесно сбитой «черепахой», спасаясь от парфянских стрел.
– Толкай! – рявкнул Гефестай.
Искандер ударил огромным деревянным молотом-киянкой, выбивая удерживающую шпильку, сработал шатун, и онагр, подпрыгнув передком, выбросил снаряд – негодный мельничный жернов. Жернов, вихляясь в полете, описал крутую дугу и рухнул в центр «черепахи», всмятку раздавив двоих или троих римских солдат. Стрелки на стенах тут же запустили добрую порцию стрел в образовавшуюся брешь. «Черепаха» дрогнула, стала расползаться и отступать.
– Воздух! – завопил Лобанов, углядев, как сверху на них летит горящая пакля.
Огненным болидом, кувыркаясь и сыпя искрами, тючок ударился о площадку бастиона, выбрасывая языки пламени и нещадно чадя.
– Сергей! – крикнул Искандер, хватая багор.
Вдвоем с Лобановым они подцепили пылающий тюк и вытолкали его меж зубцов.
– Молодец, роксолан! – оскалился Гефестай и приказал: – Глядеть в оба!
А римляне планомерно и последовательно вели осаду. Под прикрытием винеа, они быстренько собрали что-то вроде тестудо, только поуже.
– А это что за изба-читальня? – осведомился Эдик, уперев руки в боки.
– Ты бы не торчал на виду, – посоветовал Гефестай. – Без головы хочешь остаться? – и авторитетно ответил: – Это мускулус. Щас подберутся к самому рву, сбросят мешки с землей – и обратно… Ходок десять сделают и засыпят ров, на хрен!
– Гефестай! – крикнул Лобанов. – А давай по этому… по мускулусу саданем? А?!
– А смысл? – спросил сын Ярная. – Только ядра зря потратим! Вон где главная-то зараза!
И он показал на гигантскую гелеполу, выстроенную в четыре яруса. С самого нижнего ее этажа высовывался тэрэбра – исполинский бурав, чтобы кирпичную стену сверлить, а на верхней площадке вертелись трое со «скорпионами», гигантскими самострелами. «Скорпионы» гудели басовыми струнами, выпуская дротики по одному, а стрелы – целыми пучками. Вот один из «скорпионов» развернулся в сторону бастиона, и здоровенный дротик провыл над зубцами.
– Перелет! – проорал Лобанов.
– О, Ардвичура-Анахита! – взмолился Ширак скороговоркой. – Окажи нам помощь! Если нам останутся жизни на созданной Ахурой земле, я воздам тебе тысячу возлияний из хомы и млека!