Громыко поджал губы и просипел:
— Вот взяли моду… Только и знают, что ругаться…
— Не обижайте моего Максика, — весело сказала Марина. — Это все Габа на него дурно влияет!
— Да оба они хороши, — сказал Громыко. — Когда порознь — люди как люди, а как сойдутся… Все!
— Господа! — воззвал из коридора Йенсен. — Господа, особенно не расходитесь! Сейчас все идем на предполетный медосмотр!
Из толпы послышался вопрос: «А куда идти-то?»
— А вот так вот, по коридору, — любезно пояснил Йенсен, — до самого конца и налево, там будет кают-компания. Вот туда.
Добровольцы дружно повернулись и, беспорядочно клацая магнитными подковами, повалили в коридор.
— Пупа, пупа, пупа, пупа! — грянули в толпе «Марш добровольцев».
— Дзюмба квели капитоли камикадзе! — наяривали в первых рядах.
— Пи-пи, па-си-пупа! — подтягивали сзади. — Ква-кварель! Ква-кварель!
Йенсен открыл в конце коридора круглый люк, и все по очереди стали пролезать через него в кают-компанию. Это был обширный круглый зал со сферическим потолком. Рядышком с прозрачной переборкой, отмеченной красного цвета крестом, полумесяцем, молотом, колесом Сансары и звездой Давида, оболочку станции прорезал огромный круглый иллюминатор. Кто-то завопил:
— Тимка, смотри! Твоя Австралия!
— Bloody [12] ! — восторженно взвыл Тимофей Морган, рыжий и конопатый «осси» [13] , самый молодой метеотехник в группе. — Bloody great!
Жилин тоже подошел. Спу проплывала над Австралией. Песок пустынь светился очень чистым бледно-желтым цветом, леса на этом фоне казались темно-темно-бурыми, чуть ли не черными. Атмосфера была прозрачна до невозможности и полностью свободна от облаков, только какой-то стратолет, несясь на гиперзвуке, оставлял за собою прерывистый инверсионный след — зыбкий пунктир, зачеркивавший Квинсленд наискосок.
— Сугорин, Гупта, Черняк, пожалуйста! — раздался за спиной тонкий голосочек девушки-практикантки.
Все обернулись. Гупта замешкался и вошел к врачу последним, пропустив перед собой длинного как жердь Сугорина и плотного, долгорослого Гошу Черняка.
— Йенсен, Соловейчик, Родин — приготовиться!
Жилин занял очередь, а тут и неразлучная парочка появилась. Штурман и командир «Боры» ввалились в кают-компанию, словно из 3-го «Б» на переменку выскочили — сразу стало шумно и тесно. Габа хихикал, вертел головой и хлопал себя по бокам, а русский медведь о чем-то с азартом ему повествовал. «С виду — свирепый гризли, — пришло в голову Жилину, — а ведь по натуре своей — большой плюшевый мишка…»
— Кто крайний? — закричал Габа.
— Я, — отозвался Жилин.
— Мы за тобой, афанде! Ну-ну… — подбодрил штурман командира.
— Ну, что… — затянул командир, — было это аж в позатом году. Афросоюзу только-только передали две ядерные ракеты — старую «Шелонь» и почти что новую «Стрелу» — и меня к ним инструктором прикрепили. Ага… Ну, пока я доехал до Найроби, пока нас устроили в общежитии университета — деньги, считай, все вышли. Африка же, за все платишь наличкой — да, настоящими бумажными деньгами! Я с собой привез маленько, да все раздарил… (Добровольцы подходили и обступали Гирина.) И вот буквально на другой день мне приходит перевод на 500 рублей. Мой аванс. Ну, думаю, живем!
— А что это такое — перевод? — робко спросили из толпы.
— А… Ну, это когда деньги тебе по почте присылают. Как письмо. Ага… А почта там рядом, на Муинди Мбингу-стрит, ну, ты знаешь… (Габа кивнул.) Ага… Я туда. Так и так, говорю, вот, денежки мне пришли. Как мне их получить? И сую свою писульку. А за стеклом негритяночка, симпопончик такой, даже не обтянутая — облитая своим костюмчиком, тычет мне другую, чистую бумажку. «Хапана [14] , — говорит, — хапана». Сначала, мол, заполните. Ну, ладно, думаю. Достаю стило, пишу — фамилию вывожу, имя проставляю… И тут — стоп! «Личный номер в паспорте». Я-то совсем забыл, что паспорт нужен! Я ж его сроду в руках не держал, паспорт этот. Привык, что везде компы. А тут — здрасьте, приехали!
Ну, что делать, пришлось идти за паспортом. А теплынь такая на улице, джакаранды в цвету — тротуара не видно, все усыпано фиолетовым… Поднимаюсь я к себе, лап-лап по карманам — нету паспорта! Все сумки перешарил — нету! И ведь я же помню, что он у меня был! Нам их всем перед отъездом выдали — синенькая такая карточка, там стереофото мое — ну, все, как полагается, и вот на тебе! Неужто, думаю, посеял? Вот гадости!
Иду я на почту, руками вожу, вздыхаю тяжко — нету, мол, паспорта, тю-тю! Негритяночка мне посочувствовала, конечно, языком поцокала и говорит — тогда несите другой документ. Щас, говорю, моментом! Возвращаюсь в комнату, достаю членский билет Питерского Клуба Межпланетников и дую обратно на почту. Вот, говорю, билет. А негритяночка мне из-за стекла: «Хапана, хапана!» По членскому, втолковывает, можно на сумму до 50 рублей, а у вас целых 500! Нужно, вдалбливает, удостоверение личности! Ну что ты будешь делать! Я опять в общагу— искал, искал… Ну все перерыл — нету паспорта! Ну хоть ты тресни! Я на почту. В четвертый раз, — поднял Гирин палец.
Габа хихикнул, добровольцы пересмеивались, а те, кто подошел позже, пристраивались к веселящимся и заранее улыбались.
— Ну и вот, — продолжал командир «Боры». — Подхожу — моя негритяночка мне уже улыбается: узнала! Я ей объясняю: м'дами [15] , ну, потерял я этот паспорт, понимаете? А может, и ухитили, не знаю. Войдите, говорю, в положение! Дайте по билету хоть 50! Она опять свое: «Хапана, бвана, хапана!» Подзывает заведующего — седого такого индийца, — он ее выслушал и говорит мне: все, мол, ясно, получите по доверенности. Мзури сана [16] , говорю, мзее [17] , а как это? Те мне объясняли, объясняли, но… то ли я их не понял, то ли они мне чего-то не того наговорили, а только я вернулся в общежитие и постучался к соседу. Слушай, говорю, Мэйсонье, будь другом, выручи! Сходи получи за меня деньги, а то я, раззява, паспорт потерял! Я, говорю, сейчас доверенность накатаю, и тебе по ней выдадут мои денежки. Вырываю лист из тетради и пишу: «Я, Гирин Максим Васильевич, пилот, КДК, Евразия, доверяю Мэйсонье Лассаву, пилоту, ЕКА, Евроамерика, получить за меня денежный перевод на сумму 500 рублей». И подпись.