Прием, оказанный наместнику, был близок к восторженному, хотя Лобанов прекрасно понимал причины энтузиазма — людям в провинции скучно, поэтому любое событие привносит в их жизнь прелесть новизны. К тому же многие надеялись, что презид не ограничится парадным шествием. Вдруг устроят игры в новеньком амфитеатре!..
И вот наместник, с застывшей улыбкой на лице, проехал мимо четверки «даков». Бросив взгляд на светловолосого варвара с редкой бороденкой, пристально глядящего на него, Марций Турбон с удивлением узнал Сергия Роксолана. Резко пригнув голову, будто пряча лицо за вскинутой рукой, презид быстро проговорил:
— Пароль «фальката», отзыв «гладий»! Через час!
Сергий опустил веки.
— Гляди, гляди! — прошипел за его спиной Эдик. — Это ж наши! Таларий, Сесценний Якх. Этого я не знаю. А вон Левий Мелисс!
— Да вижу я… — проворчал Гефестай.
Лобанов со слабой улыбкой проводил свою Шестую кентурию. Все в сборе!
Марций Турбон выехал на форум и спешился у ступеней громадной базилики, в которой размещался принципарий — штаб и канцелярия наместника.
Серой колоннадой выступал принципарий на площадь, занимая немалый участок, обнесенный высокой оградой. Над каменной кладкой забора выглядывали высокие буки и развесистые дубы парка, совершенно скрывавшие черепичную крышу резиденции наместника, продолжающую базилику, как верхняя перекладинка венчает букву «Т».
Взмахнув на прощание рукой, наместник скрылся за колоннами. Ликторы последовали за ним, а преторианцы разделились — одни заняли пост у входа, другие прошли за двери принципария.
Возбужденное население потопталось вдоль улиц и начало потихоньку расходиться.
Когда большая окованная бронзой клепсидра [59] над входом в храм Юпитера Феретрия перевернулась в третий раз, отсчитав ровно час времени, Сергий пересек площадь и поднялся ко входу в принципарий. Дорогу ему тут же заступили два преторианца.
— Куда? — строго спросил левый.
— Пароль! — потребовал правый.
— «Фальката», — спокойно ответил Лобанов и похвалил: — Молодцы! Лучше перебдить, чем недобдить.
Ремешки на шлемах удержали отвалившиеся челюсти преторианцев.
— Кен… — выдохнул правый и прикусил язык.
— Правильно, — оценил Роксолан, — иногда лучше молчать, чем говорить.
Оставив Гефестая и Эдика на улице, Сергий с Искандером прошли в принципарий.
Вся базилика гудела, как улей гигантских разумных пчел. Бенефикарии, либрарии, актарии и прочие ударники канцелярского труда носились по залу между колонн, таская ворохи папирусов в тубусах, похожие на охапки дров, тяжелые стопы пергаменов и холщовые мешки с брякающими дощечками-церами. Гул голосов поднимался к рядам окон по-над крышей.
— Максимус! А эти куда?
— Ничего не трогай пока! Презид скажет, куда и чего.
— Где эта ходячая чернильница?!
— Я декурион, а не писец!
— Па-асторонись!
Сергий огляделся. Центральная часть крыши базилики приподнималась на двух рядах высоких колонн, в просветы заглядывало солнце. Колоннады делили зал на три части-нефа. Средний служил как бы коридором, а слева и справа открывались закутки отдельных «кабинетов». Канцелярские работники бегали в коротких военных туниках и узких штанах-браках, громко топая по плитам пола подкованными калигами, — все они были легионерами или младшими офицерами из местного гарнизона.
— Новая метла по-новому метет, — сказал Искандер понимающе.
— Придал им презид ускорения! — хмыкнул Роксолан.
Перед входом в резиденцию наместника стоял еще один караул.
— Так, меня вы пока не знаете, — предупредил Сергий преторианцев. Те закивали головами в шлемах, нагоняя ветерок пышными перьями. — Наместник где?
— Второй этаж, прямо и направо!
Лобанов с Тиндаридом прошли широким темноватым коридором и поднялись на второй этаж. Лестница вывела их на галерею, заключавшую в себе прямоугольный перистиль. «Прямо и направо» нашлась большая светлая комната, единственным обитателем которой был Марций Турбон, насупленный и хмурый.
— Превосходительный хотел нас видеть? — заговорил Сергий, вроде как подлащиваясь.
Наместник вынырнул из мрачных дум и повел рукою:
— Заходите! — Поглядев на заросших преторианцев, он усмехнулся: — Специально не бреетесь?
— Входим в образ, — сказал Сергий и почесал зудящую бородку.
— Докладывайте!
Роксолан отчитался о проделанной работе.
— Ныне следуем в Апул, — закончил он, — хотим поспрашивать Верзона. Если и там ничего не выйдет, переключимся на Сирма — этот точно в курсе.
— Отставить, — скомандовал Марций Турбон. — Золото подождет. Тут такая зараза вылезла, что. Короче. Там, — наместник указал на стену, за которой находился принципарий, — служат двести одиннадцать человек. Двести десять служат верой и правдой, а один продался Оролесу! Но кто изменник, я не знаю. Я для чего вас позвал? Хочу посоветоваться. Да, плох тот командир, что просит совета у младших по званию, но мне-то как быть?
Я же никому тут не могу довериться! Мне нужно найти изменника, а как? Пытать всех подряд? Не могу, Август мне это запретил, да и толку? Тут почти все ветераны, воевали и с даками, и с парфянами. Как их допрашивать? Как им нанести такое оскорбление? Ну, что молчите? Тоже давайте думайте! Искандер поднял руку.
— Ты прав, превосходительный, — сказал он негромко, — пытками тут ничего не добьешься. Но и брать в оборот всю службу наместника. Зачем? Мы, когда шли сюда, то и дело натыкались на всяких либрариев с актуариями. Они-то как могут быть изменниками? Что они знают? Разве их посвящают в секреты?
— Короче! — обронил презид.
— Надо сузить круг подозреваемых. Давайте-ка выпишем на папирус только тех, кто работал с секретными документами или присутствовал на заседаниях штаба.
— Ага… — задумчиво произнес наместник. — Дельно. Сергий, а ты что скажешь умного?
— А в чем заключалась измена? — осведомился Лобанов.
Наместник засопел.
— Последний раз Оролесу пытались передать пароли на три дня вперед, — ответил он неохотно. — Ранее предатель сообщал этому царю латрункулов схемы дислокации наших частей. Оролес точно знал, например, что в каструме под Напокой оставались лишь две кентурии, а полторы когорты были переброшены к лимесу между Тизией и Данувием. И даки напали на лагерь, перебили полсотни легионеров, а главное — похитили много оружия. Хватит или продолжать?
Марций Турбон был раздражен.