Мои размышления не смог прервать даже звук деятельной возни в ведущих в зал коридорах.
Собрав излучатели у убитых мною солдат, я воткнул их в пятикилограммовый кусок динитротанола из своего рюкзачка. Потом уложил его в стык арки и основания. Таблетка радиодетонатора утонула в пластике, оставив снаружи лишь короткий хвостик антенны.
Мне осталось уложить оставшуюся взрывчатку и еще два стержня от излучателей, как из-под потолка раздался громкий голос:
– Сдавайся, ты окружен. Коридоры вокруг тебя под прицелом автоматических излучателей. Обещаем обменять тебя у Императора.
– Да пошел ты! – ответил я по-русски, продолжая возиться со своей миной.
Тут что-то ухнуло, и отчетливо потянуло дымом. Почти сразу же защелкали затворы пороховых винтовок. Видно, солдаты тоже знали о замечательных отражающих свойствах Арки. Кроме того, они боялись попасть в мину, а я нет.
Очень скоро наступила патовая ситуация. Я не мог взорвать мину, поскольку самоубийство в мои планы не входило, но и выйти или даже отойти от нее на безопасное расстояние я тоже не мог. Как только я поднимал голову из-за уцелевшего кожуха неведомого мне механизма, ее тут же стремились продырявить. И самое поганое, что эти гады явно тянули время. Что-то должно было произойти, и это что-то было на руку моим врагам.
Терять мне было уже совсем нечего. Я достал из кармашка заветную коробочку, по-очереди съел все таблетки, прихваченные у «богомола» на яхте, надеясь на то, что новые знания хоть как-то мне помогут. Но время шло, а ничего не менялось. Никаких откровений на меня не снизошло, и постепенно ледяная ярость заполнила меня без остатка.
Да черт с вами! Я зло сплюнул на пол и вдавил клавишу взрывателя.
Спасло меня то, что тело автоматически залегло в небольшую выбоину, оставшуюся после моего куража с излучателем.
Когда через доли секунды я перевернулся на спину, то чуть не заорал в голос. Похоже, на ней не осталось ни единого живого места. Боль была адовой, и я даже не сразу понял: зал горит. Сталь, стены и пол плавились и полыхали в едином костре. Только арка, невредимая, как раньше, стояла, сияя в пламени огня. Чудовищной силы взрыв не оставил ни единой царапины на ее золотом своде, а я горел заживо в этом костре. Та часть тела, которая избежала ожогов, быстро покрывалась волдырями и обугливалась.
На мгновение мне показалось, что прохладные руки Кены Ратхон коснулись моей сгоревшей кожи. Наваждение было таким сильным, что боль на секунду утихла, давая собраться с мыслями.
Ярость, слепая и холодная, сошла с неба, словно благословение. И стоя в огне, пожиравшем мое тело, я принял да дзати.
Вне себя от злости и боли, сначала вогнал себя в ускоряющий режим, а затем, повинуясь какому-то внутреннему чувству, начал собирать всю энергию, какая была в радиусе многих километров вокруг, как делал это на поляне с валуном. Все живое, попавшее в эту стремительно расширяющуюся сферу, теряло тонус и засыпало, не в силах бороться с оттоком жизненной энергии, море превращалось в холодный кисель, а из воздуха выпадала снежинками вода.
Кольцо вокруг меня сгустилось настолько, что огонь уже не мог пробиться сквозь него. А скорость вихря все нарастала. Воздух вокруг стонал, раздираемый страшным волчком. Бетонный пол под ногами прогибался и шел волнами. Я уже не понимал, как мне удается сдерживать смерч. Но пока я еще мог балансировать равновесием потоков, осторожно, словно канатоходец, я двинулся к Порталу.
Неожиданно зеркальный диск и арка, стоявшая на нем, как-то странно завибрировали, и откуда-то из недр донесся тихий вой, который постепенно переходил в надсадный визг на высокой ноте, пока не превратился в тонкое пение, похожее на комариный писк. Зеркальная поверхность диска вдруг пошла мелкой рябью, словно озерцо, и из центра полукольца донесся низкий ноющий звук.
Я стал раскрывать руки, и медленно расширяющийся вихрь начал сливаться с аркой. И в тот момент, когда диск под Порталом выбросил из себя столб радужного света, я разорвал кольцо.
Я еще успел увидеть, как неправдоподобно медленно дробится материал кольца, разлетаясь на мириады золотых искр, и тут огромная черная воронка впитала меня, словно губка.