«Сговорились они, что ли? Мишаня-то тоже толковал о том, что помощь мне от нее будет».
Возвращаясь к себе после посиделок, у самого входа в девичью Анна натолкнулась на Андрея: он явно собирался навестить своих подопечных.
«Неужто и в самом деле зашел бы?»
— Андрей, ты же знаешь — наверх у нас мужи не ходят, — мягко укорила его.
Он остановился, но разворачиваться и уходить не спешил. Прочесть что-то по его лицу, как всегда, было невозможно, но уж больно удобный случай подвернулся.
— Девчонки-то спят давно, а вот Арину я тебе сейчас позову.
И не ожидая согласия Андрея, оглянулась, ища, кого бы послать наверх.
«Посмотрим сейчас, как она себя поведет, если встретится с ним неожиданно».
Она окликнула одну из девок, стоявших в стороне и с опаской посматривавших на Андрея.
— Полина, сбегай в горницу, где вдову Арину с сестренками устроили. Скажи, боярыня зовет, пусть она вниз спустится. Да тихонько в дверь поскребись, девчонок не разбуди!
Андрей невозмутимо замер на месте. Доволен он был или нет таким решением, Анна так и не поняла, а вот Арина… Боярыня специально не спускала глаз с дверного проема, желая увидеть ее лицо в тот момент, когда она выйдет и увидит Андрея.
Ждать пришлось недолго, Арина появилась на пороге, явно успев только накинуть на голову платок. И — Анна сразу же убедилась — его первого и увидела, причем его одного — так мгновенно вспыхнули радостью глаза молодой женщины, и лицо словно внутренним светом озарило:
— Андрей!
И только потом она обернулась к Анне:
— Звала, Анна Павловна?
«Как там Илья-то говорил? Будто краше его и никого на свете нет… Ну и с богом. Похоже, и правда повезло ему наконец… так не притворишься…»
— Да вот, Андрей проведать вас пришел, да у нас мужам в девичью хода нет, — улыбнулась боярыня. — Я за тобой и послала.
— Благодарствую, — слегка поклонилась в ответ Арина и снова взглянула на Андрея.
— Спят девчонки уже, умаялись, — сказала, будто отвечая на только ей одной понятный вопрос. Нахмурилась вдруг, будто силясь понять что-то. Андрей вздохнул едва заметно, не зная, как объяснить, но Арина вдруг переспросила, еще не очень уверенно:
— Спрашиваешь, не испугаются ли, если одни проснутся?
Анна с удивлением увидела, что он кивнул — угадала вопрос!
— Да нет, им тут покойно. Не проснутся теперь до утра, крепко заснули. А про тебя спрашивали, — добавила Арина и улыбнулась. — Привыкли, что каждый вечер ты рядом был. Я уж им сказала, что ты с отроками занят. Ну да еще увидитесь.
«Да она же не просто с ним говорит — отвечает ему… На его вопросы отвечает… и, кажется, угадывает. Вон, Андрей-то опять ей кивнул. Но… как это она?!»
Уже у себя в горнице, укладываясь спать, Анна перебирала в памяти то, что увидела сама и услышала про Арину от других.
«Господи, ну наконец-то хоть одна умная баба нашлась, не испугалась, что калека немой. Приглядеться-то к ней еще не мешает, но, похоже, и в самом деле повезло Андрею нашему: бабонька-то работящая, не избалованная, хоть и красавица, и дочка купеческая. И он ей явно по сердцу пришелся. Теперь бы не спугнул их кто-нибудь, а то ведь найдутся умники, из зависти ославят бабу. Хотя… Впрямую Андрею сказать что-нибудь побоятся, с ним самим связываться никто не станет, да и я здесь сплетников всегда окоротить могу, а вот в Ратном языки заработают… Уже заработали. Надо бы с Настеной об этом поговорить, ей тоже судьба Андрея не безразлична: еще матушке его покойной обещала за ним приглядывать. Так, кто еще помочь может? Илья? Да, обязательно ему сказать надо, чтобы прислушивался, кто чего говорить про Арину и Андрея станет: если просто судачить про нее будут — это пусть, все равно косточки перемоют, не удержишь, а вот не дай бог какая дура оговаривать начнет… Впрочем, за бабами есть кому присмотреть, Илья же пусть лучше послушает, что про нее мужи говорить будут. Говорить обязательно станут: такая красавица, да вдовая, да еще и смелая. Про нее и татей в Ратном, поди, уже даже глухие сплетничают. И непременно охотники найдутся подкатиться к ней. А когда ничего у них не получится — а не получится ведь, уж настолько-то я в людях разбираюсь, — вот тогда и надо держать ухо востро: мужи по злобе да от досады еще почище баб ославить могут. Сами-то, козлы эдакие, с любой бабой готовы… и нас по себе судят, ироды. Ну а с Настеной я в воскресенье поговорю, после службы увидимся. Одним словом, быть Андрею женатым! Или я здесь не боярыня?»
Июль 1125 года. База Младшей стражи
После всех неожиданностей и волнений прошедшего дня спала Анна плохо, почитай, и вовсе не спала. Полночи сама ворочалась с боку на бок, и точно так же мысли в голове ворочались — то перекатывались лениво, перетекая из одной в другую, то прыгали и толкались: не успеешь одну додумать, а ее уже следующая вытеснила и тут же сама вслед за ней куда-то убежала.
«Ну Мишаня, ну сынок… Вывалил матери на голову кучу новых забот, поманил будущим… Поманил — или напугал? Ну и напугал тоже — ТАКОГО только полная дура не испугалась бы. Ну так а ты, матушка моя, не дура, побоялась немножко — и хватит. Теперь думать надо, что и как делать, чтобы по самому краешку пройти и не упасть. Ой, ну кого ты, Анька, дуришь? Пройти и не упасть… Тут одним разом не обойдешься: туда попадешь — всю оставшуюся жизнь по лезвию ножа ходить придется… а желающие подтолкнуть всегда найдутся. Страшно? Да! Только оставаться в лесной глуши, вдовий век тянуть — еще страшнее. Нет! Не хочу! Сыта по горло, наелась. И нечего, душа моя, Бога гневить: от ТАКИХ подарков не отказываются. Так что кончай причитать, начинай думать: что я могу сделать, чтобы Мишане помочь, подпереть в нужный миг своим плечом… да и не только своим. Леша тоже не захочет долго в глуши сидеть, не могут такие мужи в безвестности обретаться. А Мишаню он поддержит — вон как уважительно с ним сегодня здоровался. Ох ты, Господи, Пресвятая Богородица! Это что же такое в моем сыне есть, что сам Рудный воевода с ним как с ровней говорит? И что хочешь со мной делай, а не могу я представить себе Лешу отчимом Мишани — равные они, разные, но равные! Уже сейчас равные, а что же дальше-то будет? Отрок пока еще, а такие дела вершит. Откуда что берется? Будто подсказывает ему кто… А может, и в самом деле подсказывает? Может, прав был тогда Аристарх, что настоял… Нет, нельзя про ЭТО, даже в мыслях нельзя: Господь и в мыслях наших читает…»
Анна встала, подошла к иконе, перекрестилась несколько раз, зашептала слова молитвы, но все это привычно, не вдумываясь в заученные с детства слова, которые ложились на язык сами собой. Мысли же снова вернулись к разговору с сыном.
«Получится, все у него получится! Не сразу, но добьется своего. Дед-то хоть и ругает его временами на чем свет стоит, но чуть что — первым про „кровь Лисовинов“ поминает. Гордится внуком… И пусть гордится, незачем ему про все знать… Хватит того, что я мучаюсь: уж очень много ему дано… чем-то расплачиваться придется? Господи, Пресвятая Богородица, как же Ты смогла сына своего на муки отпустить? Помоги мне, укрепи дух мой, дай мне силы сыну опорой стать… поддержать его и на волю выпустить, когда ему время придет. Пусть он дальше идет, а я всегда у него за спиной буду. Страшно мне, Господи, очень страшно: за Мишаню, за остальных детей, за весь род наш. Да и за себя тоже страшно. Только-только из ямы выбрались, жить бы сейчас да радоваться, но ведь не дадут: если остановимся на месте — задавят нас, сожрут и косточек не оставят. Так что хочешь не хочешь, а придется вперед идти, не слушая шепотки и вопли за спиной, не оглядываясь на завистников.