Стекла автобуса были мутными из-за грязи, особенно задние. Чтобы как-то уменьшить пыль и жару, они были завешены желтыми сатиновыми занавесками, которые трепетали на встречном ветру и мешали обозревать окрестности; отодвигать их означало получить в лицо порцию все той же пыли. Виктор обратил внимание лишь на то, что лес в те времена рос не только в «Соловьях», но и вообще по Судкам за Смоленской заставой вплоть до Летного Поля.
В Бежице маршрутка шла как раз по Преображенской; Виктор попросил остановить возле редакции. В «Губернском голосе» Бурмин протянул ему очередной конверт и пожелал не забывать и редакцию.
– Вы, главное, идеи давайте, – бархатным голосом посоветовал он, – а художественно обработать, если надо, мы своих журналистов подключим. Читатели – они же на имя клюют…
В конверте, помимо все той же суммы, оказалось задание теперь написать о стрелковом оружии. В частности, предлагалось выразить мнение о том, какую долю в вооружении пехотных частей составит автоматическое оружие под пистолетный и винтовочный патроны, как изменится калибр в будущем, какой будет вес и тактико-технические характеристики оружия пехотинца, появятся ли новые виды вооружения, и в частности – какие перспективы у центробежных пулеметов и пулеметов с вращающимися стволами. Виктор вздохнул и принял к сведению.
«Ладно, главное, сумма растет, – подумал он. – А там надо посмотреть, как на эти бабки прокачиваться». Пока же большую часть полученной суммы он решил положить в банк, а на остальное купить рубашку и разные хозяйственные мелочи.
Краснокаменной в редакции не было; вместо нее в комнате сидел фотолаборант и ел бутерброды с чайной колбасой, запивая молоком из бутылки с узким горлышком, как у винной.
– А Татьяны до вечера не будет. Она на городском соборе, там обсуждают перенос рынка к вокзалу, за линию. Сейчас-то народ пароходами стал меньше товара возить. Медленно это, и молоко прокисает. Так что пригородными поездами стали. С утра подводы на станцию, а там до Бежицы. С этой стороны возле рынка пассаж стоит, и обратно возле церкви неудобно. Вот и хотят сделать за железкой. И строиться там начнут, до конезавода и Литейки.
– А как же в Брянске собор у рынка? Да и на Сенной?
– Ну в Брянске… В Брянске дух торгашеский, оттого его центром губернии и не сделали. Как сказал государь император, прирастать России от тяжелой индустрии. А вы за снимками пришли? Так я поищу.
– Нет, наверное, она еще не успела сделать, раз на собрании. Я в другой раз зайду.
– Заходите, конечно, – согласился лаборант и зачем-то добавил: – Татьяна у нас хорошая…
После закупок Виктор уединился на квартире и, покончив со стиркой и вывесив белье на веранде, не теряя времени принялся за очередную писанину – благо предмет был знаком еще со школьной «военки». Он закончил часам к девяти и думал занести завтра, но тут в калитку постучал мальчишка-посыльный.
– Для писателя Еремина записка!
«С чего это вдруг? В редакции небось уже номер сверстали. Или Ступину какой срочняк?»
– Дядя, записка для вас, от дамы велено передать. Чаевых не надо, все вперед уплачено… – И пацан, передав листок, по-армейски сложенный треугольником, тут же смотался.
Виктор развернул листок.
«Подруга уехала, оставила присмотреть за квартирой. После одиннадцати буду одна. На Саратовской… дом номер… Твоя…»
Листок был надушен чем-то похожим на духи «Кармен».
«Хорошо, что не «Жасмин», – его употребляют уличные женщины…»
Он поднялся к себе и окинул глазами комнату.
«А не с пустыми же руками идти. Интересно, сейчас что-нибудь работает? Заодно и в редакцию конверт кинуть, говорят, что там допоздна».
…Вечернее небо затянуло ровным слоем серых облаков без единого просвета, но было тепло и влажно; он вспомнил, что днем часто пели петухи, предвещая перемену погоды. Видимо, к утру намечался дождь.
«Саратовская, Саратовская… Это за линией будет, за Почтовой, где Крахтовские бараки стоят и теперь улица Карла Либкнехта. И где же это? Там мелкие кварталы и куча названий по городам. «Где эта улица, где этот дом, где эта барышня…» Да, актуальная песенка. Хотя стоп: мы же где-то недалеко там на свадьбе Фрола и Наташки гуляли, там шли, и по дороге была Саратовская, еще что-то вспоминали по этому поводу… Да, точно, где-то между Угольной и Дальней. А по номеру дома – это в сторону кладбища, но наверняка не доходя до Высокой, она теперь Азарова, тьфу, она же теперь так и будет Высокая…»
Бурмина уже не было, и Виктор передал конверт через секретаря, который, казалось, собрался оставаться здесь целую ночь. Кабинет Татьяны был закрыт. Работающий допоздна магазин Виктор сыскал неподалеку, на Губернской, и прихватил там пару бутылок хорошего массандровского вина, шоколада и другой подходящей закуски; все это ему упаковали в большой пакет из толстой оберточной бумаги с веревочными ручками. Оставалось только побриться и погладиться.
К одиннадцати он с пакетом в руке уже пересекал пути в районе переезда; пришлось немного постоять, пока «Щука», холеная и блестевшая, как иномарка, протаскивала товарняк на Рославль. Район за линией, несмотря на отсутствие построенных после войны двухэтажных домов, показался ему мало изменившимся. Запустения не ощущалось, деревянные домики стояли аккуратно, и даже дореволюционные бараки были обшиты дощечками, как сайдингом, и выкрашены красно-коричневой краской – видимо, той же, какая шла на товарные вагоны. В палисадниках росли цветы, подымались березки и ели, а пешеходные дорожки вдоль домов были посыпаны паровозным шлаком.
Угольную он нашел легко, по длинному одноэтажному зданию рабочего клуба, известному тем, что когда-то там проходили собрания революционеров. Саратовская оказалась неподалеку, в сторону Болвы, и шла параллельно реке.
Виктору эта улица как-то не особо понравилась. Если Угольная была широкой, посыпана щебенкой, и на ней, хоть и нечасто, стояли фонарные столбы, то Саратовская была, скорее, переулком – узкая, с проезжей частью, зажатой между двумя канавами, необходимыми в этом низинном и сыром месте Заречья, и совсем без освещения. Последнее было совсем некстати, потому что уже начало темнеть. В одноэтажных бараках на несколько квартир, что тянулись по обе стороны, скупо светились отдельные окна – электричество здесь уже было проведено и в бараках, но народ селился небогатый. Из труб тянуло дровяным дымком, что-то куховарили. Правда, тут и собак не было.
«А у подруги, видать, не дворец. Хотя окраина тихая, народ, похоже, не бомжовый, работящий, в порядке жилье содержит. Вон заборчики ровно стоят, мусора не навалено».
Тем временем продолжало темнеть. Росшие по обочинам кусты и деревья придавали улице мрачный и непролазный вид.
– Табачку не одолжите? Свой кончился, а курить охота…
Перед Виктором вырос плечистый мужик в кепке с круглой, как таз для варенья, физиономией.
«Ну вот. Тут и вломить могут».