– Так просто?
– Ну это только начало…
Круглый, огромный диск багрового солнца выкатился из-за угла доходного дома, завис над частным сектором, там, где после войны построят детский сад, и начал медленно опускаться за цеха Стальзавода.
– Я-то думала… Это же все можно сделать в кабинете физики! Двадцать киловольт можно взять от электрофорной машины. Бронестекло или кварцевые трубки тоже найдем. Вместо стеклотекстолита приклеим фольгу к стеклу от фотопластинки. А если не заработает, в чем обычно бывает неисправность?
– Ну по азотному прежде всего важно, чтобы пробой между линейками был сразу по всей длине. Паразитные индуктивности должны быть небольшие. А с органическими красителями многие в кухонных условиях пытались делать – и не получилось. Может, от скорости прокачки зависит, может, от чистоты родамина.
– А как бы вы сами у себя там в кухонных условиях сделали лазер?
– Вывинтил бы из списанного DVD-RW.
– Ясно, – вздохнула Лена.
– Да, кто будет делать, пусть в защитных очках пробуют. А то еще какому мировому светилу в глаз попадет, и припишут вредительство. Что еще сказать? А, вот: электрофорную машину можно сделать из сидюков и пары кулеров…
– Из чего?
Виктор помотал головой.
– Это я уже в обратную сторону начал.
Лена с ужасом взглянула на него широко раскрытыми глазами.
– Вам надо отдохнуть. И не спорьте.
На новом месте Виктору приснился странный сон. Не кошмары, но какой-то бестолковый и неприятный.
Приснилось ему, что он попал не в другую реальность, а в фильм «Улица полна неожиданностей» пятьдесят седьмого года, и теперь он сержант милиции. И должен он сдавать экзамен на юрфаке, а профессор почему-то майор Ковальчук из второй реальности, только с бородкой.
– Ну-с, дорогой товарищ, – потирает руки Ковальчук, – расскажите-ка вы нам первый вопрос билета. То есть в чем различия правовой среды демократической системы и тоталитарной.
– А, ну это просто, профессор, – отвечает Виктор, – при тоталитарной системе существует произвол, массовые репрессии, тюрьмы, и масса народу сидит в лагерях. А при демократии граждане имеют права, и законы эти права защищают.
«Что же это я говорю, – думает Виктор, – сейчас это донесут и посадят».
И точно, Ковальчук как-то очень удивленно на него посмотрел.
– Ну, батенька, это вы, видимо, от волнения путать начали…
«Выгораживает? А, ну да, ему же тоже за своего ученика отвечать».
– Вот смотрите, – продолжает Ковальчук, положив на стол руки и сплетя пальцы, – сколько заключенных было в СССР в одна тысяча девятьсот тридцать девятом году, в самый разгар репрессий?
– Не знаю… Цифры-то, наверное, на данный момент в прессе не обнародованы?
– Ну что же вы, голубчик? Вы представитель правоохранительных органов, человек, к цифрам допущенный. Подсказываю: два миллиона пять тысяч человек. А сколько находилось в местах заключения в России, ну, скажем, в одна тысяча девятьсот девяносто девятом? Миллион шестьдесят тысяч. Разница не столь уж и большая. Вы, уважаемый, в девяносто девятом чувствовали, что в России массовые репрессии?
– Да что вы, профессор. Ничего такого не думали и не замечали. Наоборот, все больше говорили, что воров и бандитов много развелось и творят что хотят, на свободе ходят.
– Вот-вот! – оживился Ковальчук. – А если бы в девяностых закон-то выполняли, сколько бы народу в России пошло в места не столь отдаленные? Миллиона два бы и пошло, а то и больше. Кто ворует, кто грабит, кто взятки берет, кто казенное имущество присваивает, кто мошенничеством людей разоряет – вот и два миллиона! У вас же просто закон не исполняли!
– Постойте, профессор. Но ведь законы-то разные. Тогда по пятьдесят восьмой кого угодно посадить можно было!
– Но вас же по ней не посадили?
– Нет… но я позже жил…
Ковальчук грустно вздохнул, расцепил пальцы и почесал так не идущую ему бородку.
– Скажите, друг мой, вы к экзамену готовились? Небось свидания, белые ночи, девушки?
– Ну что вы, профессор! В основном дежурства… вон бандитов задержали, что кассира Воднева ограбили.
– Бандитов задержали? Ну это меняет дело, меняет… Но как же вы ловите, если закона-то не знаете? Вы сказали – пятьдесят восьмая статья? Ну так ее в вашем будущем просто заменили на несколько. Вместо пятьдесят восемь-один-а, один-б, три, четыре – это статья двести семьдесят пять УК РФ. Государственная измена, шпионаж, выдача гостайны либо, – и тут он поднял указательный палец вверх, – иное оказание помощи иностранному государству во враждебной деятельности. В старом просто это иное оказание подробней расписано. Вон почитайте в «Консультанте», «Гаранте», «Кодексе», или какие у вас там еще на компьютерах правовые системы стоят.
«Откуда он знает про компы? Ах да, это же сон! Тогда понятно».
– Пятьдесят восемь-два и пять – это, стало быть, двести семьдесят восьмая – насильственный захват власти – и двести семьдесят девятая – вооруженный мятеж. Пятьдесят восемь-шесть – это двести семьдесят шестая, шпионаж. Пятьдесят восемь-семь, восемь, девять – это двести восемьдесят первая, диверсия. Пятьдесят восемь-одиннадцать, то бишь организационная деятельность по подготовке и совершению, – это у вас статьи двести восемьдесят вторая-один и два. Организация экстремистского сообщества, организация деятельности экстремистской организации.
– Ну конечно! Это все тяжкие преступления, и оставлять за это на свободе никак нельзя. Ну а вот насчет свободы слова: статья за антисоветскую агитацию и пропаганду была.
– Пятьдесят восемь-десять? А пожалуйста, двести восьмидесятая. Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности. Ну я уж не говорю, что на Украине вообще приняли закон, преследующий за отрицание голодомора. Да, вы сейчас скажете, что у вас нельзя посадить за контрреволюционный саботаж, статья пятьдесят восемь-четырнадцать. Но можно за халатность, это двести девяносто третья. Ну что же мы с вами будем делать?
– Не знаю… Но как же… Люди получили свободу слова, можно политические анекдоты свободно рассказывать…
– И часто у вас там их рассказывают?
– Знаете… а их вообще перестали рассказывать. Вживую давно не слышал, разве что в интернете поискать… Неинтересно стало.
– Вот! Не важен путь, важен результат! А свобода слова требует защиты законом. В тоталитарном государстве была статья – уголовная ответственность должностных лиц за преследование за критику! Уголовная ответственность за незаконное увольнение из личных побуждений! Где эти статьи в вашем будущем? Ну вот без них и поговорите с шефом о свободе слова!
Профессор хлопнул ладонью по столу, вскочил и заходил взад-вперед.