Бока перешла к другой картине. На ней присутствовал тот же мужчина-блакит, но лицо его было совсем иным – в нем читались гнев и угроза. Мужчина стоял за пультом, опустив руку жестом защиты на плечо красивой женщины с пепельными волосами, а в экране, на фоне розового шара планеты, косо висел громадный тор. В самом центре композиции летели диски металлического цвета. Диски шли клином, и две ослепительные сферы пламени вырывали из строя пару машин. «И тут война…»
Третья, круглая картина изображала «космодром», где уже наличествовал сбитый тор.
Другой, а может, тот же самый мужчина, только постаревший, с белыми волосами, глядел на «бублик» с усталостью и тоской. Мужчина был один.
– Смотри, что я нашел… – тихо сказал подошедший Грига – и протянул белый лист, похожий на бумажный, но гладкий и не мнущийся. На листке неровными линиями был накалякан рисунок в семь цветов: под линеечку разлинованное поле, ярко-розовое небо. По небу летят два диска и палят по косо падающему тору.
– Мой братик так рисовал, – улыбнулась Вита. – «Наши бьют фашистов»…
– Тут то же самое… – проговорил Грига. – Рептилоиды были врагами этих, голубокожих…
– Надо полагать, – высказал догадку подошедший Рич, – у блакитов тут база была, а таоте на них напали.
– Не поделили артефакты Волхвов, – поддержал друга Зикунов.
– Так, всё, – скомандовал Лобов. – Насмотрелись? И будет. Марш к кораблю, будете грузить «сперматы» и возить сюда. Город-колонию отгрохаем в дюнах, ближе к берегу. Песок сверху, внизу базальтовое основание, туфу полно. Самое то.
– А искупаться? – заныл Сидоровс.
– После работы! – отрезал Лобов.
И работа завертелась. Корабли научной эскадры припланетились на древнем космодроме блакитов, а системы киберстроителей отутюжили дюны, спланировали громадный квадрат под застройку. Транспортеры тягали серебристые шары эмбриофоров, а все, свободные от вахты, раскатывали механозародыши (на сленге эмбриотехников – «сперматы») по местам. Ксенологи, под предлогом занятости научными исследованиями, хотели увильнуть от тяжелого физического труда, но Лобов был неумолим – работать, так всем.
Битый час эмбриосистемы – базовые, дополнительные, сырьевые, ремонтные – настраивались на полевые условия, а после стали разворачиваться в подземные сооружения.
Вита стояла на краю гигантской стройплощадки и прислушивалась – из-под песка доносилось глухое гудение и буханье, грунт вспухал горбами и опадал, наружу хлестали фонтаны пережженного базальта, клубился разноцветный дым, в трещинах дрожал розовый огонь.
– Пошли, поужинаем, – пригласил девушку Грига, – в меню бутербродики и чай в термосах.
– Ты иди, я сейчас.
На Виту нашла задумчивость. Ей было странно – она стояла на поверхности планеты, на которую угодил Давид, а сердце билось спокойно. Губы не сохли от волнения, сердце не тарахтело. Что, унялись за месяц амурные страдания? Нет, ну вот чего зря нервы трепать? И он, и она на Маран-им. Осталось только встретиться.
– Ви-ита-а! – донесся до нее голос Пиньона.
– Иду! – крикнула она.
После ужина, когда отдельные группы механозародышей опознались и стали вязаться в системные массивы, вся территория будущего города-порта разбилась на активные зоны и зоны первичного накопления. Базовый массив расширился, началось деление на подчиненные субъединицы – главное здание, метеобашня, жилой корпус, ангар…
Ближе к вечеру грунт перестал колыхаться, форсажеры свернулись, и город полез вверх, прорывая песок крутыми куполами и башнями.
– Вот теперь можно и искупнуться, – сказал Лобов, благодушествуя. – Грига, Рич! Захватите палатки, надуем их на берегу – там и заночуем.
– Здорово! – восхитился Сидоровс. – То есть, как бы.
Мавутсиним одолел свой путь по небу на две трети, когда земляне перевалили гряду прибрежных дюн и вышли к океану. Воды его были теплы и отливали лиловым, ближе к горизонту сгущаясь в ярый фиолет. Прозрачные волны накатывались, пронизанные солнцем, и взбивались в пену, вылизывая гладкий пляж. Широкая полоса сверкающего песка полого спускалась с дюн, стелилась под ноги горячим лежбищем, лаская ступни шуршащими иголочками, и уходила косами в воду, то светлея мелями, то выныривая плоскими островочками.
Отказаться от купания никто не смог. Толпой полезли в воду, барахтаясь и вопя от восторга. Было здорово просто стоять по шею в чистой теплой воде и качаться в такт мерному колыханию океана.
Вита доплыла до островка и вылезла на мокрый песок. Малые глубины не только пуще прогревались, но и оберегали купальщиков и купальщиц от нескромного интереса морских хищников. Вон, где светло-лиловые воды резко темнели, переходя в насыщенный аметист, из волн выступила целая чаща тонких щупалец сине-зеленого цвета. Они извивались, как кубок худых анаконд, стегая по поверхности океана расплющенными красными концами.
Вита содрогнулась, представив себе касание этих холодных склизких конечностей, и поспешно двинулась к берегу, любуясь на ходу многостворчатыми раковинками, – они закрывались, как лепестки цветка, играя перламутровой радугой и пряча нежные розовые тельца моллюсков.
Глаз Виты поймал точку в небе. Девушка присмотрелась – это шел на посадку эсминец «Шикотан». Спускался он неслышно, зато с берега донесся сильный шум – прибыли еще два танка-транспортера, привезли ксенологов-йуругу и звездолетчиков-землян. А на переднем плане суетился Николя Пиньон в роскошных леопардовых плавках.
Рич накачивал третью по счету палатку – тенты вздувались на дюнах, как оранжевые пузыри.
Игорь Новиков кипятил воду в огромном баке и покрикивал, требуя топлива. Грига сидел по-турецки у большого плоского камня и разделывал маленьких псевдокальмарчиков – за неимением рыб в местном водоеме уху решили варить из щупалец. Тоже ничего.
Восторженные ксенологи быстро окунулись – и полезли обратно в транспортер – их ждали немыслимые сокровища звездолета рептилоидов. Каждому – свое.
Вита обошла край подводного цветника, обнажившегося при отливе, и подсела к костру.
– Смотрите, – крикнул Рич, – настырные какие!
Бока глянула в сторону моря. Головоногие, что давеча взбивали воду, высунули омерзительные бугристые головы, круглые и мокро блестящие. Желтым сверкнули плошки глаз.
– Не подойдут, – заявил Грига, наскоро обтирая мокрые руки.
Запрыгнув в вездеход, он вскоре вернулся, держа в руках длинноствольный квантовый разрядник. Переведя регулятор на непрерывный режим, Грига включил оружие.
Миллионовольтный разряд угодил прямо в бугристую башку моллюска, раздирая ее на ошметки и зеленые брызги. Над водою прокатился гром.
– Готов! – деловито сказал Зикунов и поставил оружие на предохранитель. – И так будет с каждым! – воинственно добавил он.
– Я с тебя буду скульптуру ваять, – заявил Рич, валявшийся на горячем песке. – «Геракл, поражающий Лернейскую Гидру»!