– Послушай, – повторил я. – Возможно, ты права, прости, мне очень жаль…
– Принес же тебя черт… – Она сжала кулачки.
– Меня принес аист, – терпеливо разъяснил я. – Возможно, капуста. В третий раз пытаюсь достучаться до твоего разума, Ольга. Александру Васильевну уже не вернуть. Но что-то мне подсказывает, что через минуту-другую хлынет новая волна, и на этот раз нам придется туго. Судя по шумам, людоеды уже зачистили подземную парковку, скоро будут здесь. Временно нам по пути, если не хотим погибнуть. За твою маму я уже отомстил, расслабься. Забираем оружие и уходим. Там что?
Я кивнул на черный коридор за утопленной нишей. Если я правильно разобрался, в этом помещении было два выхода.
– Там можно выйти на Космическую улицу, – пробормотала Ольга, не отводя взгляда от тела своей матери. – Я возьму с собой маму, я должна ее похоронить…
– Пошли. – Я нетерпеливо потянул ее за рукав. – Эта хату все равно спалили, лучшая могила для твоей мамы – здесь…
Если не съедят. Но могут и не съесть – в силу возраста и худобы. Мы могли бы долго спорить на эту тему, кабы не предчувствие и посторонние шумы. Лопнуло терпение, я схватил строптивую особу за шиворот, вытолкал взашей в нишу. И не успел протиснуться, как снова понеслось! Окрестности подвала наполнились топотом, матерными, но четкими командами. Одуреть, на тринадцатом году безвременья бывшие силовики нашли общий язык с уголовной братвой! Судя по всему, они наткнулись на свежий труп своего соратника. Я отступал в нишу, опустив предохранитель. И все же мозгов им не хватало! В былые времена первой в жилище пускали кошку, в наши дни уместнее – гранату. А эти полезли собственными персонами! Орали, матерились – чтобы не так страшно было. Разболтанный оболтус с сединой на висках, но ни хрена не повзрослевший – на груди болталось ожерелье из высушенных человеческих ушей – ввалился первым.
– Ух, ё… – только и сказал, узрев разбросанные тела сподвижников. Так и умер, удивленный, когда я, отступая в нишу, начал вбивать в него свинцовые аргументы. Он болтался, дергался вместе со своим ожерельем, голосил, как недорезанный…
Эти твари разразились бешеным огнем, но меня уже не было. Я бился о какие-то теснины, о трубы большого и малого диаметра, оплетающие сырые стены, набивал шишки о вентили и муфты. Чертыхался, падал, не вписываясь в повороты. Впереди бежала женщина, хрустела крошка у нее под ногами. Она была знакома с этой местностью, а я нет! Фонарь оказался под рукой, с ним пошло веселее. Из темноты выплывали бетонные блоки в потеках бурой слизи, скособоченный потолок, с которого свисала какая-то труха. Под ногами хлюпало. Я чуть не прозевал низкую кирпичную арку. Она выпрыгнула, как черт из табакерки. Имелась отличная возможность расквасить лоб! Я отпрянул, пролез под ней, согнувшись. А перебравшись на другую сторону, сделал остановку. Нечистая сила лезла в коридор, гремела за поворотами амуницией и матерками. Осветив пространство впереди себя, я вынул гранату, выдернул чеку, положил ее под арку и прыжками помчался до ближайшего изгиба. Риск имелся, а что делать? Но повезло, ударная волна не прошла по всему подземелью, рвануло в ограниченном пространстве. Дрогнул свод, посыпались кирпичи, и ахнуло на пол все, что находилось в потолочном перекрытии. Поднялась лавина пыли. Прочистив ухо, я критически обозрел содеянное. Гора получилось что надо – человеку по горлышко. Минут на пять задержит. Я помчался дальше, догоняя свою новую подругу по несчастью, к которой еще не придумал, как относиться…
Мы долго брели какими-то подземными ходами, ползли, когда потолки вжимали нас в пол. Она со мной не разговаривала, глотала слезы. Я тоже помалкивал. Кружилась голова от нехватки кислорода и дикой усталости. Сознание периодически отключалось, что не влияло на скорость передвижения. Я смутно помнил, как мы выбрались из канализационного колодца. С кислородом на планете было напряженно, но, в сравнении с духотой подземелья, это был живительный морской бриз! Мы перебежали перепаханную улицу Космическую и через энный промежуток времени уже углублялись в подземные дебри под самым большим в Сибири техническим университетом…
Такое ощущение, что мы проспали сутки. Возможно, так и было. Я очнулся первым. Голова раскалывалась, ныли кости. Мы находились в крохотном полуподвальном помещении с оконцем под потолком. Сквозь эту брешь в стене просачивался блеклый свет. Подсобка лаборатории или что-то в этом духе. Стены гуляли волнами, зияли пугающие дыры. Остатки стеллажей, горы хлама на полу. Кто-то здесь уже ночевал – судя по истлевшему тряпью и засохшим пятнам крови. Несколько минут я тупо разглядывал заваленный строительным мусором дверной проем. Если так было до нас, то как мы здесь очутились? Другой двери здесь не было. Впрочем, это детали…
Заворошилась груда облезлого тряпья в углу, выбралась опухшая мордашка, уставилась на меня со священным ужасом. Картина потекшей акварелью. Волосы пепельного цвета паклей торчали из-под шапки, под глазами зеленели круги. Было в ней что-то трогательное, щиплющее за душу, хотя и немного настораживающее.
– О, нет, ты не храпела, – быстро сказал я. – Успокойся.
– Очень смешно, – проворчала она и надрывно закашлялась. Упала обратно, забралась в свои тряпки.
– Ты в порядке? – спросил я.
– Не хочу тебя расстраивать, но я в порядке, – ворчливо отозвалась Ольга.
– О, что ты, я совсем не расстроился, – буркнул я, стянул рюкзак и принялся в нем рыться. Потом еще минут пять я уговаривал Ольгу принять таблетки, от которых ей точно не станет хуже. Она ворчала, что ей ничего от меня не надо, что лучше бы я шел куда подальше, но в итоге проглотила антибиотики, потом закрыла голову руками и провалилась в ступор. Изредка она вздрагивала, проглатывала рыдания. Мне было очень жаль, но повторять об этом в третий раз не хотелось.
– Расскажи, что вчера случилось, – попросила она, поднимая голову и устремляя на меня исполненный неприязни взор. Она уже не казалась такой страшной, как после пробуждения, хотя лицо могла бы и помыть.
Я рассказал.
– И ты не смог ее защитить, – со вздохом констатировала новоявленная сирота. – Убивать ты умеешь, прикончил целую кучу негодяев, а сделать так, чтобы мама осталась живой, ты не смог.
Я мог бы привести кучу доводов в свою защиту, но решил воздержаться. По крупному счету, она права.
– Господи, какая я дура, что оставила ее одну… – Она опять провалилась в свои ладошки, но, к счастью, ненадолго. Оторвала руки от лица и грозно свела неопрятные брови, которые давно пора было проредить. – Учти, если я говорю «какая я дура», это не значит, что я дура, понял?
– Я понял, – кивнул я. – У тебя есть диплом. Ты не дура.
– Да пошел ты…
Лучшим решением в создавшейся ситуации было бы сесть рядом, обнять, сказать какие-то утешительные слова. Она бы непременно треснула меня по лбу, но я бы уже не чувствовал себя таким засранцем. Мне было очень неловко, неудобно, хотелось провалиться сквозь землю или куда-нибудь убежать. Воистину неисповедимы пути Господни…