– Завел, блин, котенка, – презрительно фыркнула Ольга, но стала как-то ненароком приближаться, протянула руку, чтобы погладить моего питомца. Молчун не возражал, клацнул зубами, а когда она испуганно отдернула руку, миролюбиво что-то пробурчал и потерся кожаным носом о ее штаны.
– Скорее, козленка, – поправил я. – Трус отчаянный, рванул от диких собак, зато до этого спас мне жизнь, за что я ему премного благодарен. Вообще-то парень неплохой, мягкая оптимистическая натура, тонкое чутье – иначе как бы он здесь оказался? Знает, кто может его покормить… – С этими словами, мысленно ужасаясь по поводу иссякающих запасов, я вскрыл банку с перловкой и сунул ему под нос.
– Что ты собираешься делать? – буркнула Ольга, глядя, как собака буравит «кожаным» носом сухую крупу.
– Собираюсь в обозримом будущем выйти в люди, прогуляться до Коммунального моста, найти подходящее средство для переправы и двинуть в Снегири, – не без достоинства отозвался я. – Если погибну, то хотя бы в процессе какого-то занятия. Можешь иронизировать, сколько влезет. И про вечную любовь, и про общество утопического блаженства. Все равно ты с нами не пойдешь.
– Почему это я с вами не пойду? – возмутилась Ольга.
– А ты пойдешь? – Я засмеялся, а она смутилась. Я понимал, что идти осиротевшей барышне некуда. В подземелье хозяйничают людоеды, все ликвидное уже растащили. Если и уйдут, «квартира» все равно останется под колпаком. При желании она может, конечно, вернуться в свой квартал, заняться партизанской деятельностью, но что-то мне подсказывало, что «амазонки» тоже предпочитают спокойную жизнь. А иные за свою спокойную жизнь готовы биться смертным боем! Что ее держит на этом свете после смерти матери?
– Послушай, Карнаш… – Она с трудом разжала зубы. Ольгу очень тяготило, что она вынуждена это говорить. – Не хочу быть тебе обязанной, но… пожалуй, я тоже пойду в Снегири и прошу взять меня с собой. Одному тяжело… даже с собакой. Мы просто деловые партнеры, не дадим друг другу пропасть. Ты пойдешь к своей зазнобе, гм… а я начну новую жизнь. Не хочу тебя отягощать, и чтобы ты думал, что несешь за меня ответственность…
Правильное решение в голову не приходило. Больше суток я ходил кругами по левому берегу и никак не мог выйти к реке. А терпение, между прочим, не резиновое. И что бы она ни говорила, а нести ответственность мне теперь придется за троих…
– Характер показывать не будешь? – на всякий случай поинтересовался я.
– Кончился мой характер, Карнаш… – Она и впрямь казалась обмякшей. А когда почувствовала в жгучей паузе, что чаша весов склоняется на ее сторону, оживилась: – Мы пешком пойдем? Или… поедем на чем-нибудь?
– А ты не заметила, что в стране закончилась нефть? – удивился я.
Дороги в мертвом городе иногда расчищали – те, кому это надо. Главным образом, банды, контролирующие свою территорию. Войны за бензин были кровопролитнее, чем за сферы влияния. Не у всех под боком стояли безразмерные танки с запасом авиационного топлива. Мы терпеливо дожидались наступления темноты, а когда саван ночи накрыл призрачный город, перебрались через развалины технического университета на проспект Маркса. Мы старались не шуметь, перебегали от укрытия к укрытию, вглядывались в темноту. Я удивленно косился на Молчуна: пес вел себя, как человек! Где надо, полз, прижимая голову к лапам и волоча уши по земле, где надо, мчался короткими перебежками. Он тонко чувствовал наше настроение и понимал, что надо делать в следующий момент! Руины старейшего в Сибири университета остались позади. Мы окопались у входа на станцию метро «Студенческая» и несколько минут наблюдали за проспектом. Вход в метро когда-то представлял приземистый короб. Стены с трех сторон устояли, но крышу вдавило внутрь, и вся эта каша из строительных конструкций перегородила лестницу и вестибюль.
– Если хочешь попасть в метро, то этим входом лучше не пользоваться, – шепнула Ольга. – Проползти можно, но зачем, если проще перебежать проспект и воспользоваться другим входом? Но что-то мне подсказывает, что на метро мы сегодня не доедем…
– Ты спускалась вниз? – спросил я.
– И неоднократно. За последние два месяца, пока ты сидел в своем Толмачево и принимал самолеты, я исходила все окрестности вдоль и поперек – метила, так сказать, территорию. Вестибюли станции разрушены, но часть тоннелей сохранилась. Там множество технических помещений, связанных между собой лабиринтами переходов. Если есть дрова и устройство для разведения огня, то там можно жить. По моим прикидкам, вблизи этой станции под землей обитают несколько сотен людей и мутантов. С каждым месяцем их становится меньше – одни умирают от голода и холода, другие подхватывают инфекцию и пополняют армию зараженных, если их свои не успевают вовремя умертвить…
– Ты не боялась здесь гулять?
– Еще как боялась, Карнаш… Перекресток, где мы находимся, был крайней точкой моих хождений, у моста я не была, говорят, там вотчина зараженных. Они обитают в кварталах вдоль проспекта, ночью спят, днем сбиваются в стаи. А по поводу риска… Знаешь, риск умеренный, нужно лишь придерживаться строгих правил. Людоеды и прочие бандиты пешком не ходят и в чреватую глухомань не суются – тоже боятся. Они держатся в зоне досягаемости своих транспортных средств и орудуют толпой. У зараженных отличный слух, тонкое чутье на адреналин в человеческой крови, но неважное зрение – этим не грех воспользоваться. Ночью их активность снижается.
– Знавал я одно беспокойное трио, которое ночью орудовало, как днем, – задумчиво пробормотал я. – Мало того, они оказались к тому же хитрыми и смекалистыми…
– Значит, ты тоже заметил, что с зараженными в последнее время что-то происходит, – беспокойно шевельнулась Ольга. – Не хотелось бы думать, что это эволюция и будущее всего человечества… К счастью, эти случаи единичны и пока бессистемны. Мирных обывателей бояться не стоит – они сами всех боятся. С животными-мутантами – крысами, кошками, собаками – тоже можно справиться. Они проворны, голодны, но инстинкт самосохранения им природа оставила. Слушай, Карнаш, кратчайшая дорога до дамбы моста – по проспекту. Она опасна. Но обходные пути – по Блюхера, по Новогодней – не менее опасны. Почему бы нам не рвануть?
Я думал о том же. От страха все сдавило в груди, но этот страх давно стал второй натурой. Без него не выжить в современном мире. Мы перебежали дорогу и двинулись по проспекту, прижимаясь к осыпавшимся зданиям. Фундаменты выдержали удар стихии. Дома в этом районе возводили в ту пору, когда социализм еще не стал окончательно развитым, и строители еще не потеряли совесть. Мы скользили мимо здания торговой академии, взирающего на мир пустыми глазницами и сомкнувшимися этажами. Мимо кинотеатра «Аврора» на другой стороне проспекта, от которого уцелела лишь крыша, лежащая на земле, и выцветшая афиша, на которой уже невозможно было прочесть название фильма. Пришлось залечь за фонарным столбом. Мы лежали затаив дыхание, я гладил дрожащего Молчуна и с тоской смотрел, как в мутной хмари колеблются неясные фигуры. Их было много. Одни стояли на месте, другие куда-то бесцельно брели, нелогично меняли направление. Они передвигались, как механические игрушки, у которых кончается заряд батареек. Некоторые едва не сталкивались. Вот кто-то упал, полежал немного, начал неуклюже подниматься, встал, пошатываясь, побрел в неизвестном направлении…