– Душеглот, взять их!!! – завопил он и спустил с поводка псину! Ну, как же, у попа была собака, все такое. И кличка в самый раз… Разрази меня гром, это было очередное четвероногое чудовище! То ли рослый дог, то ли «кавказец» – вымахавший в монстра на щедрых поповских хлебах. На меня скачками неслось что-то огромное, клыки блестели в темноте. Я судорожно вырвал из автомата пустой магазин, потянулся за новым, понял, что не успею! Перекатился, чтобы по привычке выхватить нож. Хрен-то там, не было у меня ножа!
– Ольга, стреляй…
Она бы тоже не успела. Заклинило что-то в механизме. Судорожно рвала затвор. Вечно эти бабы… у них руки-крюки! А этот бес уже готовился к финальному прыжку. Пасть нараспашку, молния из глаз… И вдруг его словно смело проезжающим мимо автомобилем! Был, и нету! Я оторопел, а в следующее мгновение по земле катался клубок из плотно скрученных собачьих тел! Они рычали, рвали друг дружку, как участники «профессионального» собачьего поединка. Молчун, ты просто душка! Теперь ты настоящий мужик! Я выхватил из подсумка полный магазин, бросился бежать, на ходу вставляя его в автомат и передергивая затвор.
– Молчун, в сторону!
И как он понял?! Клубок распался, Молчун смешно буксовал, перебирая передними лапами (я подозревал, что у него задний привод), вскочил взбудораженный монстр – а я уже поливал его свинцом, как из шланга! Он даже не скулил, просто захлебнулся моими пулями! Сквернословил, притоптывал, грозился кулаком батюшка рядом с машиной. Он неплохо просматривался. Я поднял автомат и принялся выбивать в него остатки магазина. Пули шлепали по корпусу, надрывалась луженая глотка…
Ладно, не до него. Я надеялся, что зацепил этого всевластного упыря. А на блокпосте уже включились в тему, выслали группу на перехват беглецов. По проспекту в нашу сторону неслись человек восемь. Далеко еще…
– Бегите через площадь! – крикнул я. – По проспекту, к противоположному выходу из метро! Если тоже завален, то дальше… Молчун, ты где!
Лаяла собака, надрывая глотку, вертелась под ногами у женщины с ребенком. Они уже убегали, озираясь, а я бросился к ближайшему мертвецу, принялся выковыривать из его подсумка запасные магазины. Лишняя веревочка в хозяйстве… Главное, чтобы к земле не тянула. Погоня приближалась. Я выхватил лимонку, выдрал чеку и швырнул гранату как можно дальше от себя, едва не вывернув руку из плечевого сустава. Понятно, что не долетит, но фора в несколько секунд меня бы устроила. Я свалился плашмя, а когда разлетелись осколки и пыль сомкнулась с дымом, припустил со всех ног за убегающей группой…
«Сердце города» за последние двенадцать лет немного изменилось. Монументальность и пафос куда-то исчезли. Весь конструктивизм и нетленная классика площади Ленина лежали в руинах. Сферический купол знаменитого театра оперы и балета раскололся на четыре части и походил на разделанный апельсин. Массивные колонны у входа в театр лежали вповалку – словно кегли в боулинге, поваленные шаром. Отличный удар. Впрочем, не очень – одна из колонн, крайняя справа, устояла – и все это в общей массе смотрелось круче афинского Акрополя. Скульптурные композиции вдоль проезжей части обрастали прахом. Скрылись с глаз людских рабочий и колхозница, прочие солдаты, крестьяне и матросы, только головешка вождя мирового пролетариата, отколовшаяся от упавшей скульптуры, валялась рядом с дорогой и смотрела на мир строго и принципиально. Я бежал мимо этого былого великолепия, предпочитая не оглядываться. Площадь-то немалая, пока одолеешь эти триста или сколько там метров… Я по инерции чуть не выскочил на продолжение Красного проспекта, но эти трое уже кричали мне, махали, лаяли. Они были у входа на станцию, и я сменил направление.
– Сюда, Карнаш! – прокричала Ольга. – Здесь, кажется, есть проход!
Я оглянулся – вот уж действительно, самое время провалиться сквозь землю. «Пехотинцы» уже неслись по площади, постреливая на бегу. Но это ладно – за ними мчались машины, быстро приближались, обгоняли пехоту…
А мы уже катились по гранитным ступеням, Ольга включила фонарь.
– Откуда? – изумился я.
– От верблюда, – буркнула она. – В вещмешке нащупала.
Внизу весь пол был усеян стеклом. Поднатужившись, я приподнял искореженную дверную раму, терпел, как атлант, пока они все пролезут. Затем протиснулся сам, а прежде чем бежать дальше, сунул под обломки легкую РГД – вариант, в принципе, отработанный. Я не стал дожидаться результата – припустил за своей компанией. Мы бежали по мраморному переходу, топча отколовшуюся плитку. Я кричал, чтобы Ольга со своим фонарем приотстала – я же не кошка, чтобы видеть в темноте! Мы никого не встречали. Если и были здесь живые существа, то после учиненного переполоха они предпочли спрятаться. Разрушения в утробе метрополитена не носили тотальный характер. Деформировались стены, рухнули двери, разъехались плиты потолка. Турникет, частично сохранившийся эскалатор… А вот на перроне перед поездами творилось что-то ужасное. Человеческие кости смешались с обломками мраморной плитки, все было вздыблено, перемято. Я отобрал у Ольги фонарь и принялся протаптывать дорогу к первому пути. Неясное чувство настаивало, что лучше, как в Англии, двигаться левой полосой. Я невольно задумался: а в лондонском метро, интересно, тоже левостороннее движение? Я стаскивал их вниз – трепещущую Ольгу, пацана, у которого от переутомления закрывались глаза, рычал на Молчуна, который поджал хвост и жалобно протестовал против ужасов подземелья…
Тоннель выглядел относительно сносно. Трубы и проводка давно осыпались, щитки электроприборов заросли плесенью. Рельсы вставали дыбом, во многих местах полопались, но сам тоннель на данном участке казался целым. Я храбро вступил в него и сразу почувствовал дрожь в коленках. Куда мы сунулись? Может быть, лучше… повременить?
В ближайшем техническом ответвлении мы сделали передышку. Здесь стояли какие-то трансформаторы, силовые агрегаты, которые вряд ли уже понадобятся этой планете. Запутанные коридоры уводили в подземелье, но далеко мы не пошли – если погоня настигнет, мы услышим ее заранее. В этом закутке до нас уже кто-то жил. Пахло застарелыми фекалиями, валялась сгнившая мешковина, какие-то обертки от еды, пустая банка зеленого горошка. Молчун свернулся у входа, закрыл глаза и сразу заснул. Он почти не пострадал в ходе эпического противостояния разбушевавшемуся монстру. У пацаненка подкосились ноги, он шмякнулся носом в вонючую мешковину. Я держался из последних сил. Члены обрастали чугунной тяжестью. Организм требовал отдыха. Я пристроил фонарь, чтобы он освещал весь закуток. Рядом стонала Ольга – у нее разболелась подвернутая лодыжка.
– Отдыхаем двадцать минут, – сообщил я. – И идем дальше…
– У нас пожар? – удивилась Ольга.
– А несогласные могут остаться.
Похоже, назревал целый марш несогласных. Оба недовольно забубнили, заворчал даже спящий Молчун. Мне тоже показалось, что я немного погорячился.
– Ладно, – пробормотал я смущенно. – Может быть, не двадцать – тридцать…
В любом случае, часов не было, а считать до тысячи двухсот как-то не хотелось.