Не волнуясь, абсолютно спокойно Грач поднялся с места и, обогнув стол, подошел к ней вплотную. Она попыталась встать, но не успела: Грач снова ударил ее по лицу, дважды – с обеих рук.
Евгения Адамовна упала обратно на стул. Из глаз хлынули слезы.
Грач между тем вернулся на свое место; он внимательно посмотрел на свою «сотрудницу» и, когда поток слез стал иссякать, заметил:
– Надеюсь, это добавит стройности мыслей. А то ты, верно, решила, будто я у тебя в полюбовниках. А насчет этих– так ты не обольщайся, у нас в сыскной людишки имеются, против которых контрразведчики – что дети малые. Отдам тебя им – нарыдаешься.
Черняева взяла салфетку, промокнула глаза:
– Чего ты хочешь?
– Хочу, чтоб ты вспомнила своего офицера. Где он может скрываться? И кого из знакомых последний раз видела?
– Третьего дня.
– Что – третьего дня? – не понял Грач.
– Знакомого третьего дня видела. Ты ведь о том спрашиваешь?
– Какого знакомого?
– Такого. Который мне всю жизнь изломал. Я рассказывала…
– Подожди… – сказал Грач. – Не тот ли уж это господин, что нам на пролетке встретился?
– Он, – ответила Женя. И глаза у нее стали совершенно сухие. – Он врач, а я у него милосердной сестрой состояла. Больных помогала пользовать, в опытах ассистировала. Он меня растлил, совратил… А потом – бросил. А теперь вон где объявился… Видать, несладко пришлось в Петрограде, – добавила она со злорадством.
– В каких опытах? – переспросил Грач. Он почувствовал, как вдруг зачастило сердце.
– Да… Был у него пунктик. Лекарство изобретал, будто от всех болезней. Он на этом прямо с ума сходил.
– Как зовут?
– Дохтуров Павел Романович. Знатной фамилии, весьма ею гордился. Негодяй…
«Ай да белая полоса, – застучало в мозгу у Грача. – Ай да удача! Сейчас осторожненько. Да, главное теперь – осторожненько!»
– Расскажи мне об этих опытах поподробнее, – попросил он.
– Зачем? К опию не имеет касательства.
– А это уж мне виднее. Подробно расскажи, обстоятельно.
«Вот и замыкается колечко-то, – думал он, слушая. – Вот и понятно теперь, как разъяснить тех китайцев, что на Оранжерейной в особнячке поселились».
Складывалась комбинация, да такая изящная – любо-дорого!
От удовольствия Грач вздохнул и даже глаза прикрыл – так ему вдруг хорошо стало.
* * *
– Не стесняйтесь, располагайтесь, – говорил Грач, распахивая дверь и пропуская Павла Романовича вперед.
– Да я и не стесняюсь.
– Вот и славно.
Грач сел за стол, сложил перед собой руки и улыбнулся. У него было прекрасное настроение. Еще бы – такую кампанию провернул!
…Отыскать незнакомца в Харбине – дело нелегкое. А в короткий срок – так и почти немыслимое. Тут есть где спрятаться: суетливые, кипящие жизнью кварталы Нового города; железнодорожные склады и пакгаузы, сотни меблированных комнат, где не спрашивают ни имени, ни фамилии – а только одной наличностью интересуются, – словом, для разумного человека имеются тысячи способов надежно укрыться.
А доктор – определенно человек разумный. И для приватности своего пребывания в Харбине имеет самый серьезный резон.
Очень жалел Грач, что в ту встречу, когда на пролетках разминулись, не послал следом городового. А ведь подсказывало чутье! Ну да ладно, чего уж теперь.
Покинув синий домик (Женя осталась одна, без охраны, – но деваться ей без денег и документов некуда), Грач поставил себе найти Дохтурова Павла Романовича в кратчайший срок.
Любопытный господин. Пользует по трущобам, незаконными абортами промышляет, а попутно ищет лекарственный корень «мандрагору» – средство от всех болезней.
Судя по тому, сколь старательно разыскивают его неизвестные злодеи, умертвившие половину гостиницы «Метрополь», конкурент он для них нешуточный. Видать, слишком близко подобрался к интересующему их секрету.
«Впрочем, почему неизвестные? – подумал Грач. – Теперь-то мы знаем: кто-то из них обретается на Оранжерейной, в особняке советницы Павловой. Люди, по всему, основательные: к праотцам отправляют всех, кто мог с упомянутым доктором видеться и через то прикоснуться к тайне. Просто удивительно, как это сам доктор до сих пор уцелел. Не иначе, черт ему ворожит».
Вот и надобно отыскать его как можно быстрее. Но как?
Без признательных показаний Евгении Адамовны Черняевой дело бы с места не стронулось. Ах, вот она, белая полоса!
Женечка поведала многое, теперь у Грача имелось и словесное описание внешности господина Дохтурова. А это дорогого стоит. Теперь и поискать можно всерьез.
Хорошая штука – поиски!
Если и любил свою службу Грач, так именно через них. Тяжелое, конечно, занятие – и набегаешься, и напереживаешься. И отчаешься, и вновь обнадежишься. А потом, когда и не ждешь, – как зарница над гречишным полем! Провернется колесо Фортуны, и получай результат трудов. Почивать на лаврах, правда, не удастся, тут же и подвернется новая работенка.
Но все равно для сердца благостно.
По поводу Дохтурова Грач поступил так: перво-наперво повстречался со своими агентами. (Имелось у него их немало, некоторые пребывали, так сказать, в «замороженном» состоянии, заданий не имели – Грач берег их для особенных случаев. И вот теперь такое время приспело.)
Шелухи ненужной немало пришлось перебрать, но потом и ядрышко показалось. Один из агентов донес, что некоему Сырцову, из новомилицейских, давеча незнакомый лекарь вправил выбитую в драке челюсть и даже мзды не взял! За то сей Сырцов лекаря у себя приютил (так как тот прибыл в Харбин недавно и теперь ищет места во вновь формируемом адмиралом войске).
В другом случае на такую мелочь Грач не обратил бы внимания, но теперь все, что было связано с медициной, проверялось им с особенным тщанием. За Сырцовым была установлена негласная опека. И очень скоро у Грача имелось описание внешности лекаря, поселившегося у милицейского замухрышки.
Оно вполне соответствовало тому, что дала Евгения Адамовна.
А дальше было просто.
– Чайку не желаете? – спросил Грач. – А, может быть, кофею?
– Я желаю, чтобы вы как можно скорее объяснили мое здесь присутствие, – ответил сидевший напротив человек.
Надо сказать, человек этот Грачу очень даже понравился: облика благородного, лоб высокий, открытый, посаженные широко глаза глядят спокойно и требовательно. Такого господина приятно иметь в друзьях.
«Но, – вздохнул мысленно чиновник для поручений, – не в этот раз, увы».
– Конечно, – кивнул он. – Я вам, Павел Романович, подробнейшим образом все объясню.