— Миклашевич? Какое?

— Ну, вообще-то за последнее время от него поступило несколько предложений, но я имею в виду предложение руки и сердца. У него, видишь ли, большой дом за городом, мальчику нужен мужчина в доме и вообще он устал от жизни и хочет ко мне прилобуниться.

— Чего?

— Так когда-то наша уборщица говорила.

— Олеська, ты серьезно?

— Ну, что касается предложения, то он действительно его сделал, только я-то не хочу…

— Олеська, с ним нельзя…

— Сама понимаю. Нет, видимо, придется покупать двушку. Опять ремонт, устройство, новая школа для Гошки. Но я сама виновата. Как я могла не понять? Слишком увлеклась — успех, рейтинги, интервью… Подумаешь, великая писательница, а сын страдает… Ну ничего, я успею все исправить, он хороший парень, я даже рада. Вдвоем нам будет хорошо!

— Только, не вздумай продать свою квартирку. Уж поднапрягись, а ее оставь.

— Зачем?

— А личная жизнь?

— Да ну ее к черту, эту личную жизнь. Знаешь, как сейчас квартиры подорожали? Моя личная жизнь столько не стоит, собственно говоря, она вообще гроша ломаного не стоит…

— Ты переспала с Миклашевичем? — напрямки спросила Лерка. — Можешь не отвечать, я и так знаю.

— Откуда ты знаешь?

— Олесь, ты думаешь я совсем дурочка? Как только ты с ним переспала, сразу утратила и спокойствие и оптимизм… Ты в последнее время была совсем другая… Мне даже Гришка как-то сказал — Олесе идет отсутствие Миклашевича, ну и успех, конечно…

— Господи, неужто все так заметно? — испугалась я.

— Гони-ка ты его в шею… Ой, Олеська, я чуть не забыла… Ты в курсе, что Роза в тебя втюрился?

— Да ну его… Как втюрился, так и растюрится. Слабак!

И я в красках расписала ей наше катание на лодке. Она долго хохотала.

— Да, бывает… Олеська, займись, уведи Розу от этой куроманки.

— Нет, она не куроманка, а куропатка. Ну знаешь, как метеопатка или психопатка.

— Ну, Олеська, ты даешь! Надо ему это сказать и я гарантирую — это будет яд замедленного действия. Он начнет смотреть на нее иронически и через несколько месяцев бросит на фиг… Олесь, а если б она не появилась тогда на озере… ты бы ему дала?

— Так я уже практически дала, только он взять не успел.

— А он все же порядочный, босоножки купил и мобилу… И вообще, он мне нравится… Олеська, уведи его!

— А Миклашевич все поломает! Он знаешь как взбеленился, когда его у меня увидел… И сразу просек, что Роза представляет для него опасность. Если Миклашевич чего-то хочет, он сметает все преграды. А я не умею по-настоящему ему противостоять.

— Олеська, ты поверила, что он тебя любит? Да ему просто обидно до чертиков, что он упустил такую успешную бабу, проморгал… Вот увидишь, он непременно захочет устроить громкую свадьбу с кучей народа… С журналюгами. Модный архитектор женится на знаменитой писательнице.

— Ну, для свадьбы еще надо, чтобы я согласилась.

— Боюсь, он тебя дожмет, а потом замучает… Не надо, Олеська!

— Нет, Лерка, я слишком хорошо его знаю и слишком дорожу своей свободой!

— Олеська, знаешь, мне кажется, вы с Розой были бы хорошей парой.

— Я не хочу быть парой, я лучше сама по себе…

— А как ты думаешь, если бы Роза не нарисовался, Миклашевич стал бы так активничать?

— Да, он уже явился ко мне с готовой программой. Я ему зачем-то нужна…

— Понятно зачем! Брэнд!

— Да ну, по-моему, все вокруг уже сбрэндили.

— А ты знаешь, что Роза в прошлом летчик?

— Да? Надо же… Мама, я летчика люблю!

— Олеська, уведи Розу!

* * *

Матвей Аполлонович пребывал в непрерывном раздражении, что вообще-то было ему несвойственно. Он старательно сдерживался на работе, но так от этого уставал, что дома почти все время проводил у себя в кабинете, чтобы не сорваться на жену. И спал там же, отговариваясь срочной работой. Олеся подружка Гришиной жены, вот откуда ноги растут… Наитие, видите ли! Дура! Идиотка! Что ж, тем лучше… Видимо, Лера решила пристроить одинокую подружку, а подружка дамочка затейливая, вот и придумала всю эту фигню… Ну уж нет, нам такой хоккей не нужен! Хотя, с другой стороны, она вроде и пристроена… Миклашевич там на страже, он своего не упустит, к тому же они в прошлом коллеги, всегда есть о чем поговорить… Хотя такая с кем угодно найдет о чем поговорить. Как близко она была… Кажется, она не простила мне, что я тогда полез под кровать. А что было делать? Она, конечно, гениально вышла из положения, увезла Арину, но я для нее, похоже, кончился… Ну и черт с ней, может, оно и к лучшему, а то еще влюбился бы как бобик, натворил бы глупостей, а зачем? Все они в общем более или менее одинаковы при ближайшем рассмотрении. Ну умнее она Арины и что с того? Тут уже много лет прожито и не все годы были сытыми и благополучными. Надо только как-то отучить Арину от этих потуг на светскость и аристократизм, в ее случае это по меньшей мере смешно…

— Мэтью, иди завтракать! Я ее убью!

— Мэтью, что с тобой?

— Ничего, не обращай внимания, это рабочие проблемы.

— Может, ты поделишься?

— Мне пришлось бы прочесть тебе не одну лекцию, чтобы ты хоть отдаленно что-то поняла.

— По-твоему, я такая дура?

— Я этого не говорил, но ты ровным счетом ничего не понимаешь в том, чем я занимаюсь.

— Ты, кажется, забыл, что я все-таки окончила МХТИ.

— Во-первых, когда это было, а во-вторых, мои проблемы ничего общего не имеют с химическими технологиями.

— Это уж точно, твои проблемы связаны с литературой и архитектурой в одном флаконе. Я тебе тогда помешала, вот ты и бесишься.

— Ты это о чем? — спросил он таким голосом, что у Арины заболело под ложечкой. Но она уже закусила удила.

— Ты ж небось уже подкатился к ней в Москве, а она тебя продинамила, да? Зря стараешься, бабы не прощают трусости! — выкрикнула она и тут же пожалела.

Он побелел, потом побагровел, но все-таки взял себя в руки.

— Арина, ты, по-моему, спятила. Вообразила себе невесть что, и… Обратись-ка, моя дорогая, к психотерапевту. Это становится навязчивой идеей. Мне с высокой колокольни плевать на эту бабу. Я терпеть не могу эмансипированных, уверенных в себе сорокалетних теток!

— Тогда почему же она так поспешно увела меня из этой будки?

— О! А вот об этом тебе следовало бы спросить у нее! Она там была, а не я!