— А вы можете вернуться завтра? — умоляющим тоном произносит Пиппа, слегка надув губки.
— Я уезжаю в Лондон, — грустно говорит Фелисити. — А вам двоим лучше без меня сюда не соваться!
— Я тоже уезжаю завтра, — напоминаю я.
Энн молчит.
— Энн? — окликает ее Пиппа.
— Я остаюсь в школе и проведу Рождество со слугами, как обычно.
— А когда вы снова все соберетесь? — спрашивает Пиппа.
— Через две недели, — отвечаю я.
Надо же, а я ведь до сих пор об этом и не думала. Как же мы будем искать Храм, если нам придется расстаться на такое долгое время?
— Как это неприятно! — говорит Пиппа. — Что же мне делать целых две недели? Я буду скучать без вас!
Все та же старая добрая Пиппа…
— Мы с Фелисити будем хотя бы видеться, — говорю я. — Но вот Энн…
У Энн такой вид, словно она готова заплакать.
— Энн, ты ведь можешь поехать со мной, — предлагает Фелисити. — Я завтра утром первым делом пошлю телеграмму маме, чтобы она ждала нас. И у меня есть целый вечер, чтобы придумать симпатичную историю, объясняющую твой приезд.
Энн сияет.
— Ох, это было бы замечательно! И каникулы, и история.
— Мы вернемся сюда, как только сможем, — заверяю я Пиппу. — Как только приедем в школу.
— Я буду вас ждать.
— А ты пока сама разузнай, что сможешь, — прошу я. — Найди эту твою горгону.
Пиппа кивает.
— А вам обязательно уходить так скоро? Мне не хочется с вами расставаться!
— Всего две недели! — говорит Фелисити.
Пиппа идет с нами до того места, где раньше стояли руны.
— Поосторожнее, — предупреждает Фелисити.
Там, где лопнула поганка, трава превратилась в пепел. А вокруг ползает туда-сюда влажная черная змея.
— Ух! — выдыхает Энн, обходя ее подальше.
Пиппа хватает острый обломок камня и ударяет им мерзкую тварь.
— Вот так! — говорит она, отряхивая с рук пыль, оставленную камнем.
— Я просто ненавижу змей, — с содроганием произносит Фелисити.
Меня удивляет, что Фелисити вдруг взволновалась из-за пустяка. Но куда более удивительно другое: Пиппа смотрит на брошенный камень с очень странной улыбкой. Я не могу понять выражения ее лица, но мне оно не нравится.
Расцеловавшись еще раз, мы наконец вызываем дверь света и возвращаемся в большой холл школы Спенс.
— Ой, смотрите! — вскрикивает Энн.
На ее шее по-прежнему висит рубиновый кулон, сверкая и искрясь.
— Ты принесла с собой немножко магии, — говорю я, трогая камень.
— Но я не нарочно это сделала, — возражает Энн, как будто ее это встревожило. — Это само собой так получилось!
— Сферы не запечатаны, — говорю я. — Наверное, в этом все дело.
— А ну-ка, я попробую, — бормочет Фелисити.
Она закрывает глаза — и взмывает к потолку.
— Фелисити! Спустись немедленно! — настойчиво шепчу я.
— Да ни за что! Почему бы тебе самой не взлететь?
С тихим писком Энн тоже поднимается в воздух, навстречу Фелисити. Они берутся за руки и кружатся над полом, как парочка призраков.
— Погодите, и я… — Я тоже устремляюсь вверх.
Мои руки широко раскинуты, ноги висят высоко над спинками кресел и каминной полкой, я переполнена головокружительной радостью, я наслаждаюсь невесомостью…
— Это потрясающе! — говорит Энн, тихо хихикая.
Она протягивает руку вниз и поправляет фигуру ангела, восседающую на верхушке елки; теперь ангел выпрямился и расправил крылья как следует.
— Вот так-то лучше.
— Эй, что ты задумала? — спрашиваю я Фелисити, закрывшую глаза.
Она потирает ладони одну о другую. А когда раздвигает их — мы видим изумительное кольцо с бриллиантом. Фелисити надевает его на средний палец и протягивает руку, чтобы мы рассмотрели украшение получше.
— Вот это — самый чудесный рождественский подарок, — говорит Фелисити, не отводя взгляда от кольца. — Вы только представьте, как мы можем порезвиться в Лондоне, имея в руках такую магию!
— Не думаю, что это очень умная идея, — возражаю я. — Мы должны связать магию. Это наша задача.
Фелисити надувает губки.
— Но я же не собираюсь делать ничего ужасного!
Это совсем не то, что я имела в виду, но сейчас не время спорить.
— Давайте еще раз взлетим! — предлагаю я, чтобы сменить тему.
Мы долго веселимся, и наконец даже неугомонная Фелисити устает. Мы прокрадываемся в спальни, радостно повторяя имя девушки, похороненной два месяца назад: Пиппа! Может быть, хотя бы сегодня я наконец буду спать спокойно. Без пугающих кошмаров, от которых я к утру чувствую себя совершенно изможденной.
И только когда я лежу в собственной теплой постели, когда чувствую себя в безопасности, я наконец понимаю, что именно отразилось на лице Пиппы, когда она смотрела на убитую ползучую тварь.
Голод.
Прибыл экипаж, чтобы отвезти Фелисити и Энн на железнодорожную станцию. Мы прощаемся в огромном мраморном холле, пока слуги занимаются погрузкой чемоданов. Фелисити в розовато-лиловом пальто и с меховой муфтой выглядит холодной и властной. Энн ошеломлена и полна надежд; на ней позаимствованный у Фелисити наряд из слишком светлого, не по погоде, голубого бархата, скрепленный у горла брошкой в виде виноградной грозди.
— У тебя сохранилось хоть сколько-то магии? — спрашивает Фелисити.
— Нет, — отвечаю я. — Все ушло. А у тебя?
— То же самое.
Слегка сощурив глаза, она предостерегает:
— Даже не вздумай возвращаться туда без нас!
— В сотый раз повторяю — не буду я этого делать!
Кучер берет последние вещи девушек.
— Вам пора. Я не хочу, чтобы вы опоздали на поезд.
Очень трудно разговаривать, когда вокруг царит торопливая суета. К тому же я ненавижу прощания.
Энн сияет улыбкой.
— Фел дала мне взаймы свой плащ!
— Чудесный, — говорю я, стараясь не замечать, что Энн назвала Фелисити уж очень по-дружески.
Мне Фелисити никогда не предлагала взять что-нибудь из ее вещей, и я поневоле чувствую легкий укол зависти, когда Энн и Фелисити вместе садятся в экипаж, чтобы отправиться на рождественские каникулы.
Фелисити поправляет плащ на Энн, разглаживая складки.