За деревьями стоит серебряная арка, ведущая к сердцу сада. Именно там я столкнулась с убийцей, посланным Цирцеей, темным духом из Зимних Земель. Именно там я расколотила вдребезги руны Оракула, освободив свою мать и выпустив магию. Да, магия теперь ничем не связана. Именно поэтому мы и явились сюда. Но здесь пока что все выглядит как прежде. И вроде бы ничего не заметно дурного, неправильного.
— Идите за мной, — говорю я подругам.
Мы проходим под аркой и оказываемся на знакомом месте. Там, где стояли, выстроившись в круг, высокие могущественные руны, теперь виднеется лишь обожженная земля да еще растут странные крошечные поганки.
— Вот спасибо! — говорит Энн. — Неужели ты действительно это сделала, Джемма?
— Да.
— Но как? — спрашивает Фелисити. — Как ты умудрилась разбить нечто такое, что простояло здесь многие века?
— Я не знаю, — отвечаю я.
— Ух! — выдыхает Энн.
Она наступила на поганку. Та лопнула, почернела, размокла…
— Смотри под ноги! — предостерегает Фелисити.
— И где мы будем искать этот твой Храм? — спрашивает Энн.
Я вздыхаю.
— Понятия не имею. Картик сказал, что никакой карты не существует. Я только и знаю, что он где-то в сферах.
— Мы даже не знаем, насколько велико это место, — говорит Энн. — Или как много сфер существует на самом деле.
— И тебе совсем не от чего оттолкнуться? — спрашивает Фелисити.
— Нет. Храм не может оказаться где-нибудь здесь, в саду, иначе бы мы его заметили. Полагаю, надо выбрать какое-то направление и… В чем дело?
Фелисити бледнеет. Энн тоже. Что бы это ни было, оно находится за моей спиной. Все мои мышцы напрягаются, я медленно поворачиваюсь лицом к угрозе…
Она выходит из оливковой рощицы, на ее темных волосах красуется цветочный венок. Все те же фиолетовые глаза. Все та же бледная кожа и ошеломительная красота.
— Привет, — говорит Пиппа. — Я так и думала, что вы вернетесь.
Фелисити бросается к ней.
— Погоди! — кричу я, но ее уже ничем не удержать.
Она мчится к Пиппе со всех ног, крепко обнимает ее. Пиппа целует Фелисити в щеку.
— Это ты! — Фелисити и смеется, и плачет одновременно. — Пиппа, Пиппа, милая, ты здесь!
— Ну да, я здесь! Энн! Джемма! Ох, да не надо так таращиться!
— Пиппа! — кричит наконец Энн, тоже устремляясь к подруге.
Я едва верю собственным глазам. Пиппа, наша Пиппа, все такая же прелестная, как всегда. Что-то ломается во мне. Я опускаюсь на траву, рыдая, слезы падают и превращаются в маленькие лотосы.
— Ох, Джемма, милая, не надо плакать! — просит Пиппа.
Подвижная, как олененок, она вмиг оказывается рядом со мной. Холодные руки, которые я видела во снах, гладят меня по волосам, только эти руки сейчас теплые, как летний дождь.
— Не плачь!
Я поднимаю голову и смотрю на нее. Пиппа улыбается.
— Если бы ты видела свое лицо, Джемма! Правда, ты такая серьезная!
От этих слов я смеюсь. И еще немножко плачу. Вскоре все мы хохочем сквозь слезы, держась за руки. У меня такое чувство, будто я вернулась домой после долгого, утомительного, пыльного путешествия.
— Дайте-ка мне взглянуть на всех вас, — говорит Пиппа. — Ох, как я по всем соскучилась! Вы должны мне все-все рассказать. Как там миссис Найтуинг? А Сесили и Марта? Все такие же невыносимые кривляки?
— Просто ужасные, — отвечает Энн, хихикая.
— Джемма как-то утром, на днях, пролила варенье на платье Сесили, чтобы заставить ее замолчать! — смеется Фелисити.
Пиппа изумленно открывает рот.
— Не может быть!
— Боюсь, что это действительно так, — признаюсь я, чувствуя себя ужасно глупо из-за того, что позволила себе подобную выходку.
— Джемма! — восклицает Пиппа, сияя. — Я тебя обожаю!
Мы с хохотом валимся на траву. Нам нужно так много сказать друг другу! Мы рассказываем Пиппе обо всем — о школе Спенс, о девушках, о ее собственных похоронах…
— И что, неужели все ужасно плакали? — спрашивает Пиппа.
Энн кивает:
— Да, просто кошмарно.
Пиппа дует на одуванчик. Пушинки взлетают в воздух и превращаются в рой светлячков.
— Мне приятно это слышать. Было бы противно думать, что люди сидели вокруг моего гроба с каменными лицами. А цветы были красивые? Цветы ведь были?
— Цветы были самые чудесные, просто изумительно прекрасный водопад цветов, — говорит Фелисити. — Они, похоже, стоили целого состояния.
Пиппа кивает с улыбкой.
— Да, это замечательно, я рада, что мне устроили такие чудесные похороны. Ох, расскажите еще! Обо мне говорят в большом холле? Кто-нибудь меня вспоминает, грустит по мне?
— Ох, да! — пылко отвечает Энн. — Мы все грустим!
— Ну, зато теперь вы знаете, что нет причин обо мне сожалеть, — говорит Пиппа, сжимая руку Энн.
Мне не хочется задавать Пиппе этот вопрос, но я должна это сделать.
— Пиппа… я вообще-то думала, что ты…
Умерла. Нет, это слово я произнести не в силах.
— Думала, что ты ушла за реку. В другой мир, по ту сторону сфер. Когда я уходила, ты со своим рыцарем…
Энн резко выпрямляется.
— А где твой рыцарь?
— А, этот… Мне пришлось его прогнать. — Пиппа зевает. — Он вечно делал то, что я ему велела. Ужасно скучно.
— Но он был такой красивый! — изумленно произносит Энн.
— Да, действительно красавчик, правда? — хихикает Пиппа.
— Извини, — осторожно говорю я, боясь разрушить общее состояние счастья. — Но я все-таки не понимаю. Почему ты не ушла на ту сторону?
Пиппа пожимает плечами.
— Бог мой… да просто рыцарь объяснил мне, что совсем не обязательно пересекать реку. Здесь, в сферах, есть множество разных племен, разных существ, которые вечно живут именно в сферах. Они — часть этого мира.
Пиппа откидывается назад, опершись на руки.
— Так ты просто вернулась обратно? — настойчиво продолжаю я.
— Ну да! А потом решила набрать цветов и сплести венок. Вам он нравится?
— О да! — восклицает Энн.
— Я и тебе такой же сделаю.
— И мне тоже! — просит Фелисити.
— Конечно, — кивает Пиппа. — Мы все будем в венках.
Я невероятно растеряна и смущена. Матушка говорила, что души обязательно должны переходить на другую сторону, иначе они разлагаются и становятся нечистыми. Но передо мной наша прежняя Пиппа, счастливая и сияющая, все с теми же глазами цвета свежих фиалок, девушка, которую мы все хорошо знали…