— Как отец? — спрашиваю я наконец. Этот вопрос как будто прожигает меня насквозь.
Том вздыхает.
— У нас некоторое улучшение. Я спрятал бутылочку с чистым опиумом, а ему дал опиум, разбавленный водой. Он теперь получает меньшую дозу. От этого он временами становится нервным, его мучают головные боли. Но я уверен, этот метод работает. Ты не должна давать ему ничего, понятно? Он ведь умный, он тебя может быстро убедить.
— Он не станет этого делать, — возражаю я. — Только не со мной. Я знаю.
— Ну, хорошо, только…
Том умолкает, не договорив. Некоторое время мы едем в молчании, прислушиваясь к уличному шуму. Постепенно тревога угасает, меня захватывает жизнь большого города. Оксфорд-стрит — изумительное, чарующее место. Гигантские здания по обе стороны… Они такие высокие и горделивые, и наполнены историей, и тенты витрин нависают над тротуарами, как леди, с напускной застенчивостью приподнявшие края юбок, чтобы показать соблазнительные ножки… Вокруг — магазины канцелярских принадлежностей, меховые лавки, студии фотографов, и театр, перед кассой которого собрались несколько самых преданных зрителей, чтобы изучить программу…
— Ох, проклятие! — внезапно вскрикивает Том.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Я должен был забрать бабушкин заказ, сладости, а мы только что проехали эту лавку!
Том окликает кэбмена, и тот останавливается у обочины.
— Я быстро, — говорит Том, хотя я подозреваю, что он это сообщает не столько для того, чтобы успокоить меня, сколько для кэбмена, в надежде, что тот не возьмет лишней платы за непредвиденную остановку.
Я же только рада посидеть в одиночестве и понаблюдать за окружающим миром во всем его великолепии. Я вижу мальчишку, пробирающегося сквозь толпу, — он несет на плече огромного гуся. Подыгрывая себе на французских рожках и гобоях, шествует хор, распевающий рождественские гимны; певцы останавливаются перед каждым домом в надежде получить горсть орехов или глоток спиртного. Они идут все вперед и вперед, а звуки радостного гимна тянутся за ними шлейфом. В витрине магазинчика, куда забежал Том, выставлены самые разнообразные сласти: я вижу чашки с пухлым изюмом и засахаренными лимонами, целые горы груш, яблок и апельсинов, разноцветные горки кондитерских пряностей… Рот наполняется слюной. По тротуару в мою сторону идет высокая женщина в элегантной шляпке и твидовом костюме. Мне она кажется знакомой, но только когда она подходит совсем близко, я ее узнаю.
— Мисс Мур! — кричу я из окна кэба, совершенно забыв о хороших манерах.
Мисс Мур останавливается, пытаясь понять, кто это может звать ее прямо посреди улицы столь бесцеремонным образом. Наконец она замечает меня и подходит к экипажу.
— Надо же, мисс Дойл! Вы отлично выглядите. Веселого вам Рождества!
— И вам веселого Рождества.
— Вы надолго в Лондон? — спрашивает она.
— Вернусь в школу сразу после Нового года.
— Какая замечательная случайность! Вы должны обязательно навестить меня.
— О, я бы с удовольствием это сделала! — отвечаю я.
Мисс Мур выглядит изумительно. Она протягивает мне визитную карточку.
— Я сейчас живу на Бейкер-стрит. И завтра весь день буду дома. Можете пообещать, что придете?
— Ой, да, конечно! Это будет великолепно! Ох…
Я умолкаю.
— Что такое?
— На завтра я уже договорилась о встрече с мисс Уортингтон и мисс Брэдшоу.
— Понятно.
Ей незачем что-то говорить. Мы обе слишком хорошо знаем, что именно эти девушки виноваты в ее увольнении.
— Мы все ужасно сожалеем о случившемся, мисс Мур.
— Что сделано — то сделано. Лучше всегда смотреть только вперед.
— Да. Вы правы, безусловно.
— Хотя, будь у меня шанс, я бы с удовольствием поиздевалась слегка над мисс Уортингтон, — говорит мисс Мур, и ее глаза весело блестят. — В ней дерзости куда больше, чем позволительно.
— Да, она довольно нахальная, — смеюсь я.
Как же я соскучилась по мисс Мур!
— А мисс Кросс? Разве вы не увидитесь на каникулах с моей обвинительницей?
Улыбка мисс Мур гаснет, когда она видит изменившееся выражение моего лица.
— Ох, дорогая… я вас расстроила. Извините. Каковы бы ни были мои чувства по отношению к мисс Кросс, вы с ней подруги. С моей стороны это было грубостью.
— Нет, не в этом дело. Просто… Пиппа умерла.
Мисс Мур зажимает рот рукой, чтобы не вскрикнуть.
— Умерла? Когда?
— Два месяца назад.
— Ох, мисс Дойл, простите меня, — говорит мисс Мур, касаясь моей руки. — Я ничего об этом не знала. Я уезжала как раз на эти два месяца. И вернулась только на прошлой неделе.
— Это все из-за эпилепсии, — лгу я. — Вы ведь помните, она страдала припадками.
Меня как будто что-то подталкивает изнутри, мне хочется рассказать мисс Мур всю правду о той ночи… но не сейчас.
— Да, я помню, — кивает мисс Мур. — Мне так жаль… Но сейчас время прощать, а я проявила жестокость… Пожалуйста, передайте мое приглашение мисс Брэдшоу и мисс Уортингтон. Я буду рада их видеть.
— Это очень великодушно с вашей стороны, мисс Мур. Я уверена, мы все с удовольствием послушаем рассказ о вашем путешествии, — говорю я.
— Значит, я расскажу обо всем подробно. Ну, например, завтра в три часа? Я приготовлю очень крепкий чай и турецкие сладости.
Проклятие… Бабушка вряд ли позволит, чтобы я отправилась куда-то в гости без нее.
— Да, мне бы очень хотелось… если бабушка меня отпустит.
— Понимаю, — говорит мисс Мур, отступая от экипажа.
Одноногий мальчишка-нищий появляется рядом с ней.
— Пожалуйста, мисс… один пенни для калеки! — говорит он дрожащими губами.
— Ерунда, — отвечает мисс Мур. — Твоя нога в полном порядке, ты ее просто подогнул. И не лги мне!
— Нет, мисс, — бормочет мальчишка, но я и сама прекрасно вижу очертания его второй ноги.
— Убирайся отсюда, пока я не кликнула констебля!
Вторая нога стремительно появляется на свет, мальчишка сломя голову бросается прочь. Я хохочу.
— Ох, мисс Мур, как я рада вас видеть!
— Я тоже, мисс Дойл. Я обычно днем, от трех до пяти, бываю дома. И приглашаю вас зайти в любой день, когда сможете.
Она делает несколько шагов — и растворяется в толпе, текущей по Оксфорд-стрит. Именно мисс Мур первой рассказала нам об Ордене, и я гадаю, что еще она могла бы поведать… если бы мы осмелились спросить. Конечно, скорее всего, она нас просто выпроводит, если начнем уж слишком приставать с расспросами, но если мы будем вести себя осторожно, она может, наверное, пролить кое-какой свет… А если нет, то в любом случае визит к ней — это повод сбежать из дома бабушки. Мисс Мур — моя главная надежда, что в этих каникулах будет какой-то смысл.