Великая и ужасная красота | Страница: 57

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Вы говорите о мадемуазель Лефарж, моей учительнице? — тихо уточняю я.

— Да, мисс. Моя Полли частенько говаривала, что хорошо бы заняться учительским делом, а я обещал ей, что заработаю в армии денежек и потом вернусь домой и буду о ней заботиться, и мы обвенчаемся в церкви и купим маленький домик в Дувре. Она море любит, моя Полли.

— Но вы не вернулись домой… — тихо говорю я.

Это скорее вопрос, чем утверждение, потому что я продолжаю надеяться, что однажды он войдет в классную комнату, где будет вести урок мадемуазель Лефарж…

— Инфлюэнца, — поясняет Реджинальд. Он нервно крутит в руках шапку, как будто это колесо судьбы на деревенской ярмарке. — Вы не могли бы передать кое-что от меня моей Полли, мисс? Не могли бы сказать, что Реджи всегда будет ее любить, и что я до сих пор храню тот шарф, что она связала мне в подарок на Рождество, как раз перед тем, как я уехал?

Он улыбается, и хотя губы у него синие и страшные, это все равно добрая, настоящая улыбка.

— Не могли бы вы это сделать для меня, мисс?

— Я сделаю, — шепчу я.

— Очень буду вам обязан за такую помощь, это ведь не каждый может. А теперь, я думаю, вам пора возвращаться. Если вы задержитесь, они начнут искать вас здесь.

Он водружает шапку на голову и быстрым шагом возвращается в туман, из которого вышел; через мгновение он исчезает, как будто и не появлялся.


Когда я возвращаюсь к мадам Романофф, иначе именуемой Салли Карни, она дрожащим голосом распевает старые церковные гимны. Мертвые ушли, но она не выпускает из рук ветку, готовая сражаться за жизнь. Увидев меня, Салли бросается навстречу.

— Пожалуйста, уведи меня отсюда!

— Да зачем мне вести тебя обратно, если ты так безжалостно обращаешься с людьми, горюющими по утраченным близким?

— Я никогда никому не желала дурного, мисс! Клянусь, клянусь! Вы ведь не можете винить девушку за то, что ей нужно зарабатывать на жизнь!

Я действительно не могла. Если бы Салли Карни не занялась «оккультизмом», она могла бы очутиться на улице, и ей пришлось бы добывать деньги куда как более гнусным и разрушающим душу способом.

— Хорошо. Я отведу тебя обратно. Но ставлю тебе два условия.

— Все, что угодно! Только скажите!

— Во-первых, ты никогда, никогда, ни при каких обстоятельствах, даже напившись допьяна, ни единой душе не расскажешь о том, что случилось этим вечером. Потому что если ты проболтаешься…

Я умолкаю, не слишком хорошо представляя, чем могла бы пригрозить Салли, но это не имеет значения. Салли крепко прижимает ладони к сердцу:

— Богом клянусь! Никогда, никому — ни слова!

— Поверю, ладно. Второе условие… — Я подумала о добром лице мадемуазель Лефарж. — Ты передашь послание из мира духов человеку, который сегодня присутствует на сеансе, женщине по имени Полли. Ты должна сказать, что Реджи очень любит свою Полли, и что он до сих пор хранит шарф, который она сама связала и подарила ему на Рождество.

И тут я решаю добавить кое-что от себя:

— И скажешь, что он желает ей жить дальше и быть счастливой. Все поняла?

Руки Салли снова взлетают к сердцу.

— До единого слова!

Тут Салли осторожно касается моего плеча.

— Но, мисс… что бы вы сказали насчет того, чтобы присоединиться ко мне и мальчикам? С вашим даром и моими организаторскими способностями… мы могли бы сделать состояние! Подумайте об этом, прошу вас! Я только это и хотела сказать.

— Ладно, тогда оставайся здесь.

— Ой, простите! — верещит Салли.

Похоже, я наконец напугала ее настолько, чтобы она все-таки помалкивала. А теперь пора возвращаться. Матушка сказала, что я должна представить то место, которое осталось позади. Но я никогда раньше такого не делала, и не была уверена, что у меня получится. Почем знать, вдруг мы с Салли окажемся навсегда в этом туманном лесу?

— Вы ведь знаете дорогу обратно, да? — робко спрашивает Салли.

— Разумеется, знаю! — раздраженно бросаю я.

Милостивый боженька, пожалуйста, пусть у меня получится…

Держа Салли за руку, я сосредотачиваюсь на огромном зале, полном зрителей. Ничего не происходит. Я приоткрываю один глаз. Мы все так же стоим в лесу, и Салли, похоже, готова вот-вот удариться в панику.

— Пресвятая Богородица! — выдыхает она. — Вы не можете этого сделать, ведь так? Младенец Иисус, помоги нам!

— Ты можешь помолчать?!

Салли снова принимается распевать старые гимны. У меня над верхней губой выступает пот. Я закрываю глаза и начинаю упорно думать о зале в особняке. Мое дыхание замедляется, становится громче. И тут меня как будто тянет куда-то. Лес вокруг нас окончательно скрывается в тумане; туман сгущается, потом в нем появляется большая светлая дыра — а в следующее мгновение мы с Салли уже стоим на сцене. Подействовало! Я смотрю на карманные часы, все так же мирно тикающие на столике. Они показывают 9.49. Путешествие в мир духов заняло одну-единственную минуту, но лицо Салли Карни за этот короткий промежуток времени постарело на добрый десяток лет. И я тоже изменилась.

— Мадам Романофф? — окликает кто-то Салли дрожащим голосом.

— Я установила связь с другой частью мира духов, и я принесла весточку одной женщине по имени Полли. Реджи хочет, чтобы она знала: он любит ее всем сердцем…

Салли умолкает.

— Шарф, — процедила я сквозь стиснутые зубы.

— И что он по-прежнему хранит тот шарф, который она сама связала и подарила ему на Рождество, и что она должна быть счастлива без него. Это все.

Салли издает громкий, протяжный, высокий звук, как бы выходя из транса, и без сил откидывается на спинку кресла. А в следующую секунду «приходит в себя».

— Духи на сегодня сказали все, а мне теперь необходимо отдохнуть. Я благодарю всех вас за то, что пришли, и напоминаю, что следующий сеанс состоится через месяц в Ковент-Гарден.

Зрители аплодируют, а Салли Карни, она же «мадам Романофф», вскакивает и выбегает из зала, туда, где ее ждут смущенные помощники; они надеются услышать объяснения, почему этим вечером все шло не по плану.


— Я так и знала, что тебе что-нибудь необычное достанется! — шепчет Сесили, хватая меня за руку. — Как ты себя там чувствовала?

Ее перебивает Элизабет:

— А ты видела тот дух, что вселялся в тело мадам Романофф? А руки у нее стали холодными, как лед? Я слыхала, такое иногда бывает.

Я вдруг становлюсь самой популярной девушкой в школе Спенс.

— Нет, я никаких призраков не видела. А руки у нее были теплыми, только уж слишком влажными. И я совершенно уверена, что в кольцах у нее фальшивые камни, — отвечаю я, стараясь шагать побыстрее, чтобы держаться подальше от мадемуазель Лефарж.