Скороходов не верил своим ушам. Эти же слова еще сутки назад говорил он Владке.
– А что, снимать будем? – спросила Надя и достала мобильник.
* * *
Он ему все рассказал. Его новый друг все рассказал об этих тварях. Они убили Свету Мечникову, они уничтожили Владку. Суки! Сейчас он был зол настолько, что его не напугали бы даже «старшаки». Он сам себе сейчас напомнил Камаза, и тут же его пыл пропал. Нет, все-таки Камаз пугал его. Сегодня он с барского плеча даровал ему свое покровительство, а завтра может отыграться. Да так, что будет просто удачей, если Сергею позволят уйти, как Светке или Владке.
Dr Weber сказал, что мама Влады сошла с ума. От горя. Но зато отец вернулся. Сережа задумался. Впервые после разговора с другом он задумался о своей семье. А что если… Да, он слышал где-то, что горе сближает людей. Но зачем же так все усложнять. Сергей очень хотел, чтобы мама вернулась. Он очень хотел, чтобы отец наконец-то почувствовал себя счастливым. Может, и приставать тогда бы меньше стал. «Что в школе?» «Тебя никто не обижает?» «Обещай, что если у тебя будут проблемы, ты расскажешь мне». В этом весь его отец. Оно и понятно, переживает. Но как ему объяснить, что сын уже взрослый?
Сережа не заметил, как в «Скайпе» пришло сообщение. Он открыл его. Пользователь Dr Weber просит, чтобы вы добавили его. Сережа нажал «добавить». И почти сразу же раздался звонок. Истомин почему-то испугался. Он не знал, хотел ли он вообще с ним общаться. Зачем он добавил его? Еще немного помедлив, он принял звонок.
– Ну, привет! – раздался электронный голос.
– Привет, – ответил Сережа.
Несмотря на то, что камера собеседника была включена, Истомин мог разглядеть только черный силуэт. И снова он вспомнил о человеке у подъезда. Нет. Это не он. Приятный в общении собеседник не мог быть похожим на мертвеца незнакомцем. А то, что голос искажен, так, может, у него микрофон сломан.
– Ты извини, что изображение не ахти, да и голос у меня как из бочки. Все оборудование к чертям полетело. Завтра куплю и все налажу.
– Да ничего. Все хорошо.
– Сомневаюсь, но тебе видней.
Нет, определенно, это разные люди.
– Ну и чем занимаешься? – спросил Док.
Кстати, только сейчас Сергей вспомнил, что они договорились не употреблять длинных имен. Истомин называет его Док, а Док называет его Сэр.
– Постой-ка, дай угадаю, – не дал ответить Док. – Думаешь о девчонках? Надо признаться, я тоже о них думаю постоянно.
– О чем именно? – все-таки успел вставить слово Сережа.
– Сэр, старичок, ты меня удивляешь. Конечно же, об их мужестве. Они сейчас в лучшем мире и смеются над нами. Смеются над нашей нерешительностью и трусостью.
– То есть ты действительно считаешь, что это и есть выход?
– А ты сам как думаешь? Неужели ты думаешь, Владкина мать не хотела, чтобы муж вернулся. Она год заливала горе вином. Или, может, ты думаешь, что она пила от радости?
– Ничего я не думаю, – ответил Истомин.
На самом деле он думал о том, что какое-то странное счастье от возвращения мужа. На взгляд Сергея, лучше бы все были живы, хоть и разбросаны по стране. Можно было бы по телефону общаться или по «Скайпу».
– Эй, старичок, ты что-то завис. Или это комп?
– Это я, – улыбнулся Сергей.
– Ты давай не ломайся, а то тогда будет полный комплект к моему оборудованию.
Сергей засмеялся.
– Ой, погоди-ка, старичок. Мне тут письмо пришло. Сейчас взгляну и вернусь.
Ждать долго его не пришлось.
– Мне тут один знакомый прислал видео. Не спрашивай, где он его взял. Не скажу. Потому что не знаю. Я тебе сейчас перешлю, посмотришь на досуге. Потом обсудим.
Сергей принял три небольших файла формата «.flv» и «.doc» и отключился. Он дал ему время на просмотр. Истомин посмотрел на часы. Отец должен был прийти через час. Время у Сергея было, и он открыл первый файл.
* * *
Саша очень торопился домой. Он понял, что плохое самочувствие не что иное, как предчувствие беды. С его мальчиком что-то случилось или случится. Весь день он не мог ему дозвониться. До двух часов он еще был спокоен. Ну, не берет трубку – урок, а телефон стоит на бесшумном вызове. Он мысленно ругал ребенка за то, что тот на переменах не смотрит пропущенные вызовы. Потом ругал себя за чрезмерную опеку. «Ты б еще ему колокольчик на шею повесил», – корил он сам себя. Часам к четырем он засобирался домой.
– Что, совсем дело плохо? – участливо спросила Света.
– Смотря что ты имеешь в виду, – улыбнулся ей в ответ Александр.
– Сережка?
– Да что-то дозвониться до него не могу…
– Хочешь, я тебя подброшу?
Саша задумался. Вспомнил, сколько пересадок ему делать, и кивнул.
– На машине, может, не быстрее, но хотя бы комфортней. Или у тебя скутер?
– Остряк. Свой первый скутер я в шестом классе разбила.
– Ну, ты хотя бы предупредила.
– Пошли уже, – улыбнулась Света и направилась к выходу.
– Пошли.
Он посмотрел ей вслед и понял, чего ему сейчас так не хватает. Женской ласки ему не хватает. И пацана он своего замотал совсем этими разговорами о любви к жизни.
«А сам-то ты, Истомин, любишь жизнь? Вот в этом-то и дело, что даже если и любишь, то где-то очень глубоко».
«Хендай Акцент» стоял в тридцати метрах от парадного входа. Саша никогда не водил машин, да и особой тяги к этому делу у него не замечалось, но эта ему нравилась. По сравнению с поделками ВАЗа эти машины, собранные в Таганроге, были просто спасением отечественного автопрома.
Они ехали молча. Александру нужно было подумать, и Света, похоже, это прекрасно понимала. Аромат ее духов немного сбивал с мысли. С правильной мысли. А думал он в основном о Сережке, об эпидемии самоубийств и, конечно же, об отношениях с женой. Возможно, именно эти отношения и влияют каким-то образом на сына. Возможно?! Да это так и есть. Он вспомнил, как не находил себе места, когда однажды мать выгнала отца. Все семейные дрязги губительно действуют на детей. И, исходя из этого, самоубийства подростков не так уж и необъяснимы. Семья после развала СССР отошла на задний план. Люди стали очень заняты решением финансовых вопросов. Моральные аспекты сохранения семьи их уже интересовали мало. Если раньше, прежде чем развестись, люди думали, а что скажет комсомол, профком, райком и еще куча комитетов и организаций, то сейчас из-за отсутствия оных людям наплевать на то, что кто-то там скажет. Нет сейчас той цементирующей основы, того фундамента. Некому указать человеку на его заблуждения. А страдает опять же кто? Дети. Сейчас Саше трудно было представить ребенка, повесившегося в советские годы из-за неустроенности в жизни. Тогда их все устраивало, а кого нет – тот молчал. Хорошо это или плохо – другой вопрос, но они хотя бы жили.