Жил Игорь Дмитриевич в соседнем подъезде, в добротной трехкомнатной квартире, с евроремонтом, металлическими дверями и стеклопакетами, с «джакузи» и с прочими атрибутами современного комфорта.
— Вот что я вам скажу, — повторял Игорь Дмитриевич следователям разных ведомств, — какой был хороший пес! Вы спросите у соседей, спросите, не поленитесь. Они слова плохого о нем не скажут. И спокойный, никогда не лаял, ни одного тапка не сгрыз в квартире, представляете! А его вот так, ножом... Самого убийцы, нет, не видел, толком не рассмотрел...
Следователи, в конце концов, поняли, что от бизнесмена Кайманова, который, имея парочку небольших магазинчиков, торговал автозапчастями, они ничего путного не добьются. А предполагать, что это просто игра перепуганного вусмерть человека, не было оснований. Слишком уж хитер Кайманов был. Он уже не первый год занимался бизнесом, самому приходилось участвовать в разборках, наезжать на кого-то, выбивать долги, обращаться к бандитам. А что бывает с тем, кто сдаст киллера, Игорь Дмитриевич знал не понаслышке и понимал, что если завалили такого человека, как Баневский, то уж с ним, мелким московским лавочником, разберутся в два счета. Кишки выпустят прямо в подъезде или взлетит он вместе со своей «маздой» к чертовой бабушке. Будут потом его мозги и кишки от стен отскребать, да и жену могут порешить.
Жить же Игорю Дмитриевичу хотелось, и он уже подумывал о том, чтобы сменить адрес, переехать в другое место. Только слишком уж много было вложено в квартиру, поэтому Игорь Дмитриевич решил: «Никому ничего не скажу, буду твердить, что ничего не видел, а пес сорвался сам. Так оно будет спокойнее для меня и жены, а главное — для дела».
Пса он похоронил на дачном участке, даже хотелось крест поставить, но супруга отговорила:
— Ты что, с ума сошел, Игорек? Какой крест? Он что, человеком был?
— Он получше многих людей был, — отрезал бизнесмен, — любил меня беззаветно и верным был.
— Это понятно, Игорек, я не то имела в виду. Кресты ведь людям православным ставят, крещеным.
— Ладно, не буду, — согласился Кайманов.
Он похоронил Лорда в деревянном ящике под старым каштаном. Вкопал небольшой столбик и решил, что обязательно сделает табличку, на которой будут стоять год рождения и точная дата смерти. Затем собрал все собачьи фотографии, просмотрел, выбрал лучшие, увеличил их, вставил в рамы и развесил в квартире. Жена на это никак не отреагировала, сочла за лучшее промолчать. Она знала, как муж был привязан к Лорду, да и сама любила пса, огромного, спокойного. Когда муж уезжал в командировку, с таким псом в квартире она чувствовала себя в полной безопасности. Да и на даче с ротвейлером было спокойно.
Жена Игоря Кайманова занималась уборкой, когда раздался звонок в дверь. Она спросила:
— Кто там?
— Молчанов Павел Николаевич, вы, наверное, меня не помните. Кайманова взглянула в глазок и открыла дверь.
— Добрый день, — сказал мужчина в берете, глядя в глаза женщине.
— Добрый, — немного грустно ответила она.
— Мне Игорь Дмитриевич нужен. Однажды он меня выручил деньгами. Глупая ситуация тогда вышла. Теперь хотел бы ему долг отдать. Небольшой. Никак не мог найти время встретиться. Сегодня мимо вашего дома проезжал...
— Ой, вы знаете, Павел Николаевич... кажется, так вас зовут?
— Да, — сказал Глеб.
— А мужа нет дома.
— Когда будет?
— Не знаю, — пожала плечами женщина, поправляя волосы.
— Жаль, — произнес Глеб, — я хотел с ним поговорить, извиниться, что задержал долг.
— Он совсем расстроен, на даче сидит.
— А что случилось?
— Лорда зарезали, — призналась женщина.
— Лорда? Какого Лорда?
— Да нашего ротвейлера. Когда у нас во дворе застрелили бизнесмена, он погнался за бандитом, и бандит его зарезал.
— Понятно, — сказал Сиверов. — Так, значит, вам не известно, когда муж вернется?
— Нет. Он даже трубку не берет. Я ему сегодня звонила несколько раз, не берет трубку. Но я уверена, он там. Сидит, наверное, на крыльце, на каштан смотрит.
— Почему именно на каштан?
— Под каштаном он похоронил Лорда. Он совсем расстроен, не знаю, сможете ли вы с ним нормально поговорить.
— Жаль, жаль... Дача ваша далеко? Я до вечера свободен.
— Не очень. Тридцать три километра от Москвы по Ярославскому шоссе. До развилки. А от развилки еще километров семь.
Она абсолютно спокойно, ничего не страшась, словно знала Глеба тысячу лет, назвала адрес и объяснила, как проще доехать до дачного поселка. Глеб поблагодарил, извинился за беспокойство и покинул квартиру бизнесмена Кайманова.
«Какой хороший человек, спокойный, уверенный», — подумала жена Кайманова о Сиверове.
Подумала и тут же о нем забыла, занялась домашними делами: сняла шторы с окна, сунула их в стиральную машину, принялась вытирать пыль.
Тихон Павлов домой к Фаготу наведывался редко. Но за стенами дома скучать Никите не давал. Старый карманник часто появлялся у торговых рядов и, пользуясь тем, что возле уличного музыканта собралась толпа, ловко очищал карманы наивных слушателей. Иногда брал Фагота с собой в поездки по городу, промышляя уже на станциях метро, в троллейбусах и трамваях. И если раньше Фагота возмущало то, что Тихон обворовывает всех, кого ни попадя, то со временем он вошел во вкус. Карманные кражи для него превратились в забаву, игру.
«В конце концов, Тихон не убийца, не грабитель, он просто наказывает тех, кто слишком беспечен. Все знают о существовании карманников, но одни берегут наличные, другие сами провоцируют кражу».
Ярко светило солнце, но под навесом, соединяющим цветочный магазинчик с пунктом проката видеокассет, было прохладно и сумрачно. Народ толпой валил по тротуару, останавливался у киосков, выбирая покупки. Многих продавщиц и продавцов Фагот хорошо знал, по утрам находилось время поговорить. Торговки цветами ведрами таскали воду от ближайшего пожарного крана и, не стесняясь, разглядывали Фагота. Торговки — народ незатейливый и в общении прямолинейный. Многим девушкам нравился молодой парень, стройный, высокий. Женщин тянет к неординарным мужчинам. И не так важно, в чем заключается эта неординарность — в таланте, в деньгах, — главное, чтобы он был не таким, как все. Даже увечье может привлечь женщину, лишь бы оно было благородным. Легкое прихрамывание, шрам, слепота — все то, что не делает человека безобразным.
Фагот играл уже несколько часов подряд, даже не отошел пообедать. Он наперед знал, как действует на публику та или иная мелодия. Стоило заиграть что-нибудь из классики, как собравшаяся на попсовую мелодию публика тут же рассасывалась по пивным и магазинам. Но вместо нее появлялась другая. Людей было меньше, но почти все хорошо одетые, ухоженные, умеющие следить за собой. Любители попсы были не так щедры, как любители классики. Среди последних непременно находился один, кто клал в футляр от инструмента крупную купюру, причем делал это не демонстративно, а словно стеснялся собственной щедрости. Попсовики же в большинстве, своем расходились, не бросив в футляр ни монетки. Существовали и беспроигрышные музыкальные произведения: народные песни заставляли отзываться сердца всех прохожих.