— Моя дочь сейчас в Норвегии, — неожиданно для меня признался Яатинен. — Она там уже четыре года, с тех пор как Ирина, ее мать, погибла. Когда жена собиралась на работу и выруливала на улицу на своем мотоцикле, ее сбил какой-то лихач, накачанный наркотиками.

Я внимательно посмотрел на Яатинена. Он все еще провожал взглядом пару стариков.

— Водитель получил полтора года условно. Я остался единственным родителем. И не очень внимательным, потому что все время пропадал на работе. Мне приходилось много работать — нужно было платить за обучение в школе и за воспитательницу, а это стоило немало. И когда ее дед с бабкой предложили, чтобы она переехала к ним в Норвегию, я согласился. Не знаю, правильно ли я поступил. И не знаю, что еще я мог для нее сделать. Во всяком случае, мы могли бы жить вместе, пока я продолжаю работать.

Справа стали вырисовываться неясные очертания гостиниц с флагами во дворах, трепещущими под утренним ветром. Все гостиницы были заполнены. Кто бы мог подумать, что Финляндия сумеет извлечь выгоду за счет людей, потерявших жилье на юге страны!

Я не знал, что сказать Яатинену. Но это не имело значения, потому что он продолжил свой рассказ, не дожидаясь от меня комментариев:

— Чтобы отправить ее в Норвегию, мне пришлось продать свой маленький домик в Корсо. Мне вообще повезло, что я смог хоть что-то за него выручить. Его купили сразу несколько молодых семей, в целях безопасности они решили жить там вместе. Мне дали за него половину тех денег, что я заплатил за него сам, но почему-то меня совсем не волновала потеря в деньгах.

— А где вы живете теперь? — спросил я только для того, чтобы сказать что-то.

— В Пасиле.

— Зато теперь вам недалеко ездить на работу.

— Да, достаточно подняться из подвала на четвертый этаж.

Он снова улыбнулся, но на этот раз глаза его оставались серьезными.

Мы миновали здание Парламента, вокруг которого были установлены защитные щиты, а сверху — прожектора. Свет неровно мерцал в металлической утренней серости.

— Я просто продолжаю начатый нами разговор, — сказал Яатинен.

— О чем? — переспросил я.

— О том, что я буду продолжать работать, потому что я — действующий полицейский, а не один из тех безработных полицейских, что подались в охранники и теперь играют в солдатики. Поэтому я не сразу ответил на ваш вопрос, когда вы спросили меня о тех охранниках с эмблемой «А» на спине, которых мы видели у Дворца спорта. Это новая охранная компания, как вы, наверное, сами догадались. Агрессивные ребята. А значит, испуганные.

Он включил поворотник и съехал на другую полосу.

— Все эти охранные фирмы похожи одна на другую. Большинство охранников готовят не для того, чтобы защищать людей и поддерживать порядок. А многих готовят для прямо противоположных вещей. Нам известна одна охранная фирма, сотрудники которой грабят людей и компании, вместо того чтобы их защищать.

Яатинен высадил меня на углу около Форума. Я выбрался из машины, а он нырнул обратно в поток машин, разумеется не забыв подать сигнал поворота. Я выудил из кармана свой телефон, посмотрел на сделанные фотографии, сохранил изображение логотипа охранной фирмы и включил систему поиска по изображению.

Компания называлась A-Secure. О ней не было никакой подробной информации. Даже адреса. В ответ на запросы по телефонным номерам система не выдавала никаких имен. Я снова и снова смотрел на логотип компании, но все еще не знал, что же собирался искать в ней.

Чтобы сделать хоть что-то, я перешел на другую сторону и направился к улице Урхо Кеккосена.

4

— Как ты думаешь, нам когда-нибудь придется еще переезжать? — спросила меня Йоханна две или три недели назад, почти засыпая.

Я отложил книгу, которую читал. Йоханна прижалась ко мне, зашуршало одеяло, и она положила голову мне на плечо. Мягкий свет ночной лампы золотом отражался на ее коже. Ее тонкая рука лежала у меня на животе на черно-белом одеяле и была похожа на руку куклы.

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто задумалась, — ответила она, и я почти чувствовал ее губы у моей шеи, когда она говорила.

— А ты хотела бы переехать? — спросил я.

— Наверное, нет.

— Значит, ты спрашиваешь просто понарошку?

— Наверное.

— А понарошку куда бы ты переехала?

— Трудно сказать, — ответила Йоханна и еще ближе придвинулась ко мне. — Нет такого места, куда мне хотелось бы переехать, за исключением, если это будет понарошку.

Она оперлась на локоть.

— Работая над этой историей, за последние несколько дней я исколесила весь Хельсинки, была во многих местах, которые давно уже не видела, и мне стало очень грустно, появилась какая-то тоска.

— За последние несколько лет многие места очень изменились. Даже те, что находятся совсем недалеко.

— Да, наверное, — согласилась Йоханна, — но когда ты видишь место, где жила когда-то, и вспоминаешь, каким оно было, все те вещи, что происходили с тобой там, всех людей, которых знала… друзей, родственников, просто прохожих.

Позже, думая над тем разговором, я, конечно, понимал, что должен был спросить ее тогда, где она была, зачем ездила туда и что там обнаружила. Но это был просто обычный вечерний разговор, и мы просто собирались спать, как делали всегда и как собирались делать и впредь.

— Я еще подумала, — сказала Йоханна, — могли ли люди сделать что-то еще, что-то такое, чтобы все пошло по-другому. Но в то же время я понимаю, что нет, не могли.

Все то, что она говорила в ту ночь, теперь приобрело какой-то хитрый двойной подтекст: Паси Таркиайнен. Это был змей, который проник в мои мысли, отыскав там микроскопическую щель, и теперь он отравлял все мои воспоминания. Я собрался с силами и вышвырнул его вон, а потом снова увидел перед собой Йоханну.

Она подняла голову и заглянула мне в глаза с такого близкого расстояния, что было сложно различить цветные крапинки в ее глазах, черные зрачки и то, каким было выражение на ее лице.

— У нас было так много, — произнесла она, — но в то же время так много уже осталось позади.

Я взял ее руку. Йоханна ответила легким пожатием.

— Если я тебя правильно понял, мы не переезжаем.

На секунду на ее лицо легла темная тень, промелькнувшая быстро, подобно молнии, потом все прошло. Она улыбнулась:

— Пожалуй нет. — Йоханна медленно приподнялась, положила руку на подушку у моего уха и, наклонившись, поцеловала меня теплыми мягкими губами. — Пожалуй нет, — снова проговорила она.

На пересечении улицы Урхо Кеккосена и Фредрикинкату появилась глубокая яма. Вокруг нее столпилось несколько человек, а по другую сторону замер экскаватор с поднятым ковшом. Кабинами в сторону Фредрикинкату выстроились грузовики управления по электро- и водоснабжению, будто собирались направиться прямо в яму. Поток автомобилей объезжал ее, прижимаясь к обочине.