Он накрыл ладонь Марии другой рукой, и она не отдернула ее. Юнатан серьезно посмотрел ей в глаза.
— Если бы Нина умерла, мне стало бы легче. Знаю, нельзя так говорить, да и думать так тоже нельзя, но что поделаешь, если это правда. Жена превратила мою жизнь в ад, и я бы ушел из дома не колеблясь, лишь одно меня держит: мне вряд ли удастся получить полную опеку над Мальте.
— Ей стоит обратиться за помощью к специалисту.
— Она не желает обращаться за помощью. Она вообще не видит проблемы. Точнее, видит проблему во мне. Ведь это я ее подвел, и поэтому ей приходится заливать горе всем, что попадется под руку. Кстати, на Готланде нет клиники, где бы лечили от алкоголизма. Ближайшая находится в Эребру. Я пытался поговорить с Ниной, но она меня не слушает. Если ее положат в клинику насильно, то это мне на руку — поможет в суде, когда мы будем бороться за опеку. Но она не позволит мне получить подобное преимущество, а то, что я просто хочу помочь, не понимает. Мы с ней находимся в состоянии позиционной войны — каждое движение просчитывается с точки зрения общей стратегии. Мы сознательно причиняем друг другу боль, но оба мечтаем, чтобы все поскорей закончилось. Ситуация, конечно, ненормальная, но я не вижу выхода.
— Почему она думает, что вы ее подвели?
Юнатан глубоко вздохнул и выпустил руку Марии, откинувшись на спинку стула, словно нуждаясь в дополнительном пространстве, чтобы привести мысли в порядок.
— Я изменил ей. Это случилось пару лет назад, когда нас, инфекционистов, отправили на семинар на материк. Всего один раз. У нас к тому моменту уже два года с лишним не было близости. Ничего не могу поделать, но Нина мне противна, когда выпьет, а у нее желание разгорается лишь под хмельком. Так что я к ней не притрагиваюсь, вот так и живем. Она узнала о моей неверности через знакомых. Я струсил и стал все отрицать. Сказал, что мы просто сидели в номере и разговаривали. Но на самом деле беседой дело не ограничилось. Никто из нас заранее не расчитывал, что такое случится. Просто мы оба изголодались по близости, я ощутил это, еще когда мы танцевали с той женщиной. Не могли оторваться друг от друга. Остальные, конечно, подметили это и начали отпускать шуточки, вот я и пригласил ее к себе в номер — выпить в спокойной обстановке, а потом уже… Признаться, я нисколько не жалею. Оно того стоило.
— Вы и сейчас продолжаете общаться? — выпалила Мария, хотя ее это вообще-то не касалось. Но ей все равно хотелось знать. В воздухе витало предчувствие чего-то нового, может, новой любви? Мария прогнала глупую мысль — Юнатан как-никак женат! И не стоит терять голову из-за трогательного рассказа о том, как бедняга был вынужден пойти на измену, оттого что жена его не понимает. Типичный приемчик, причем последнего сорта. Умные женщины на такое не ведутся. И тем не менее Мария не удержалась от вопроса, обратившись напрямую к его нечистой совести, жаждущей прощения. Давай же, признайся, что остальные женщины скучные и некрасивые и совсем тебя не понимают, и лишь я одна могу тебя понять. — Вы по-прежнему встречаетесь с ней?
— Почему вы так странно улыбаетесь? Разве я чем-то рассмешил вас? Нет, мы не поддерживаем контакта. Она не захотела. Мы просто коллеги, а это… случилось лишь однажды. Но тот миг я запомню навсегда, и я рад, что он был в моей жизни. Теперь вы, наверное, считаете меня негодяем?
— Вовсе нет.
А что еще сказать, раз он настолько раним? Жизнь не всегда идет так, как хочется, и не предлагает простых решений. Разве можно осудить кого-то, кто отчаянно желает любви и не отказывается, когда ее предлагают?
— А в вашей жизни есть мужчина? — спросил Юнатан.
Смущение собеседницы его, судя по всему, позабавило.
Мария сделала глоток из кружки и задумалась. Проще всего было бы ответить: «Да, его зовут Эмиль, и ему десять лет».
— Завязался было один роман, но ничего путного не вышло. Он торопил события, а потом вообще приключилась неприятная история. Он попросил меня сообщить ему конфиденциальную информацию о расследовании, которое я вела. Я отказалась. Больше мы не виделись. Его звали Пер.
— Но вы все еще думаете о нем, верно? Он много для вас значил, я угадал? — хитро посмотрел на нее Юнатан.
— Верно, однако я решила забыть его. Какой смысл? Тех отношений не вернуть.
Мария встала из-за стола и пошла в сторону туалета. По дороге она погрела руки у камина, а когда вернулась, обнаружила, что в их уединенный уголок вторглась шумная компания, сев за их стол и разрушив доверительную атмосферу.
— Знаете, о чем я подумал? — сказал Юнатан, когда Мария снова опустилась на скамью. — Тот голубь, что принес с собой мутировавший вирус и заразил им голубей Рубена Нильсона, был из Белоруссии. До этого птичий грипп переносили куры, а вовсе не голуби. Мне кажется, того голубя кто-то мог заразить намеренно. Понимаете, к чему я веду? Перед тем как мы встретились с вами сегодня вечером у Восточных ворот, я слушал выпуск новостей, и там сообщили, что убитый в Клинтехамне мужчина оказался родом из Белоруссии. Странная взаимосвязь вырисовывается. Не находите?
— Я и не знала, что Рубен Нильсон заразился от голубя. Я считала, вирус принесли дикие утки. Но откуда вам известно, что голубь из Белоруссии? — Мария наклонилась к Юнатану, а тот легонько коснулся ее щеки.
— Рубен разглядел метку на кольце птицы и с помощью местного библиотекаря отыскал в Интернете сведения о том, какому клубу принадлежит голубь. Оказалось, птица из белорусского городка Береза. Вам стоит проверить, не был ли тот белорус мужчина болен птичьим гриппом. Вы еще не задавали этого вопроса судмедэксперту?
— Ой, боюсь, что нет. Тогда ведь еще никто не думал о птичьем гриппе. Газеты пестрели страшилками о туберкулезе с множественной лекарственной устойчивостью и о заразившихся детсадовцах. «Защитите себя и вашу семью!» — в статьях предлагались целые списки необходимых мер. А шум по поводу птичьего гриппа поднялся позже.
— Когда вы все выясните, поставьте меня в известность, пожалуйста. Возможно, мы с вами складываем один и тот же пазл, поэтому стоит делиться информацией. А расследованием убийства Сандры Хэгг тоже вы занимаетесь?
— Да, а вы ее знали? — спросила Мария, подметив, как изменилось выражение его лица.
Она явно затронула важную тему.
— Какое-то время Сандра работала у нас в инфекционном.
И тут Марию осенило. Она ощущала на себе пытливый взгляд Юнатана, пока подбирала слова, чтобы сформулировать вопрос.
— В чем дело? — не понимал он.
— Тогда на семинаре, когда вы провели ночь с женщиной. Это была она? Сандра?
— Нет. Хотя она мне всегда нравилась.
— А репортера по имени Тобиас Вестберг вы знаете? Он пишет на медицинские темы.
— Конечно, знаю! Но почему вы спрашиваете? Он как-то связан с расследованием убийства? Неужели вы думаете, что Тобиас… Нет, это совершенно невозможно. Он не способен на насилие, не говоря уж о любом ином проявлении агрессии. Я его хорошо знаю — мы вместе служили. Он не мог просто повиноваться приказу. Вечно ему нужно было подискутировать, все обсудить и поставить под сомнение. Он доводил старших по званию до белого каления, но сам всегда оставался дружелюбным и невозмутимым. Мы его прозвали Свинкой.