Туйя отравился «страшными клыками», и доктор Сандрони был готов подтвердить это под присягой в любом суде страны. Дэвид держал в руках многообещающий иск, оставалось только найти ответчика. Они с Сандрони составили короткий список из четырех китайских компаний, которые, как им было известно, делали подобные игрушки для американских импортеров, но пока не могли определить производителя. И если верить Сандрони, весьма высока была вероятность того, что они никогда его не найдут. Набор «страшных клыков» могли произвести двадцать лет назад и еще десять хранить на складе, прежде чем отправить в США, где они еще лет пять спокойно пролежали на полке какой-нибудь розничной сети. Возможно, производитель и импортер до сих пор остаются в бизнесе или же давным-давно разорились. На китайцев постоянно давили американские сторожевые псы, следящие за уровнем свинца в самых разных продуктах, и часто не удавалось отследить, кто что произвел в этом лабиринте дешевых фабрик, разбросанных по стране. Доктор Сандрони располагал бесконечным списком источников, участвовал в сотнях исков, но после четырех месяцев поисков остался с пустыми руками. Дэвид и Хелен, обойдя каждый блошиный рынок и магазин игрушек в центре Чикаго, собрали потрясающую коллекцию фальшивых зубов и вампирских клыков, но не обнаружили ничего похожего на «страшные клыки». Их поиски не были завершены, но пыл несколько охладел.
Туйя уже находился дома, он выжил, но серьезно пострадал. Его мозг был сильно травмирован. Он не мог ходить без посторонней помощи, внятно разговаривать, самостоятельно принимать пищу и контролировать физиологические потребности. Круг его зрения был ограничен, и он едва реагировал на общие просьбы. Если кто-то спрашивал, как его зовут, мальчик открывал рот и издавал звук, похожий на «Тей». Он проводил большую часть времени в специальной кровати с поручнями, и поддержание ее в чистом виде было непростой задачей. Ежедневный уход за мальчиком требовал огромных сил, в нем участвовали все члены семьи и многие соседи. О будущем не задумывались. На улучшение состояния надеяться не приходилось, если верить весьма тактичным замечаниям докторов. В неофициальном разговоре в отсутствие членов семьи они по секрету сообщили Дэвиду, что организм и ум Туйи не будут развиваться нормально и больше ничего нельзя сделать. К тому же нет места, куда его можно было бы поместить, заведения для детей с поврежденным мозгом.
Туйю кормили с ложечки специальной пищей, состоявшей из тщательно перемолотых овощей и фруктов, обогащенных необходимыми питательными веществами. Он носил специальные подгузники для таких детей. Пища, подгузники и лекарства обходились в шестьсот долларов в месяц, из которых половину давали Дэвид и Хелен. У Хаингов не было медицинской страховки и если бы не благородство врачей детской больницы «Лейкшор», мальчик не получил бы такого высококачественного обслуживания и, вероятно, умер бы. Короче говоря, Туйя стал почти непосильной обузой.
Сои и Луин настаивали, чтобы за ужином он садился за стол. У мальчика был специальный стул, также подаренный больницей, и, когда его правильно пристегивали и усаживали, он выпрямлялся и ждал еды. Пока вся семья поглощала гамбургеры с картофелем фри, Хелен осторожно кормила Туйю с детской ложечки, говоря, что ей нужна практика. Дэвид сидел по другую сторону стола с бумажным полотенцем и болтал с Сои о работе и жизни в Америке. Сестрам Туйи, называвшим себя на американский манер, Линн и Эрин, было восемь и шесть соответственно. Они в основном молчали за ужином, но было ясно, что они в восторге от фаст-фуда. Если они все-таки высказывались, то говорили на великолепном английском без акцента. По словам Луин, в школе они учились только на «отлично».
То ли родителей Туйи угнетали мысли о туманном будущем, то ли в доме отчаявшихся мигрантов всегда царило унылое настроение, но ужины всегда проходили в мрачной и напряженной атмосфере. Периодически родители, дед с бабушкой и сестры бросали такие взгляды на Туйю, как будто сейчас они разразятся слезами. Они помнили шумного подвижного маленького мальчика, который улыбался и много смеялся, и пытались смириться с правдой и с тем, что прежний Туйя никогда не вернется. Сои винил себя за то, что купил «страшные клыки». Луин — за то, что не была внимательнее. Линн и Эрин — за то, что поощряли игры Туйи со «страшными клыками», когда он пугал их. Даже Зоу и Лю винили себя; они должны были что-то сделать, но не знали что.
После ужина Дэвид и Хелен выводили Туйю из квартиры, сопровождали по тротуару, а потом, под пристальными взглядами всей семьи, сажали на заднее сиденье своей машины и уезжали. На всякий случай они брали с собой небольшой пакет с подгузниками и принадлежности для мытья.
Двадцать минут они ехали до берега озера и парковались у военно-морского пирса. Дэвид брал мальчика за левую руку, Хелен — за правую, и они шли так медленно и с таким трудом, что на них было больно смотреть. Туйя передвигался, как десятимесячный ребенок, который учится ходить, только никто не спешил и не давал ему упасть. Они брели по променаду, минуя разные корабли. Если Туйе хотелось остановиться и осмотреть сорокафутовый кеч, [25] они останавливались. Если его внимание привлекало большое рыбацкое судно, они останавливались и говорили о нем. Дэвид и Хелен болтали без умолку, как два гордых родителя с годовалым ребенком. Туйя обрушивал на них поток невнятных звуков, и они делали вид, что понимают его. Когда мальчик уставал, они побуждали его идти дальше. Как сказал специалист по реабилитации в больнице, это имело огромное значение. Его мышцы не должны были ослабнуть.
Они возили его в парки, на карнавалы, в торговые центры, на бейсбольные матчи и уличные праздники. Вечерние экскурсии по средам были важны для Туйи и давали семье единственную возможность отдохнуть за неделю. Через два часа Дэвид и Хелен возвращались.
Там их ждали и новые лица. За прошедшие месяцы Дэвид помог нескольким бирманцам, жившим в комплексе. Это были обычные иммиграционные дела, и он быстро освоил новую правовую специальность. Назревал даже один развод, но супруги помирились. Дэвид занимался одним иском по поводу приобретения подержанной машины. Его репутация в среде бирманских иммигрантов укреплялась, и он не знал, хорошо ли это, ибо нуждался в клиентах, готовых платить.
Они вышли наружу и прислонились к машине. Сои объяснил, что трое мужчин работали на подрядчика, занимаясь дренажными работами. Зная, что они нелегалы, подрядчик платил им меньше двухсот долларов в неделю наличными. Они работали по восемьдесят часов в неделю. За последние три недели начальство не заплатило им ни цента, усугубив ситуацию еще больше. Они плохо говорили по-английски, и Дэвид, не веря своим ушам, попросил Сои рассказать всю историю с самого начала еще раз. Вторая версия ничем не отличалась от предыдущей. Двести долларов в неделю, непосредственная оплата сверхурочных работ и никаких фактических выплат за три недели. И такие люди не были исключением. На работодателей жаловались и другие бирманцы и многие из Мексики. Все нелегалы, работая не покладая рук, в итоге оставались с носом.
Дэвид все записал и пообещал разобраться в ситуации.
По пути домой он поделился с Хелен.