— А сельское хозяйство вообще окупается?
— Отец исходил в своих расчетах из того, что мать занята в больнице полный рабочий день. Так вот, ее заработок примерно равен доходу от пятнадцати коров. Сейчас у них десять коров и доход от леса, кое-как управляются.
— Они никогда не хотели продать коров и лес?
— Считается, что я должен все это получить в наследство. Бремя родительских ожиданий ложится на плечи старшего сына. — Кристоффер засмеялся, но глаза остались грустными. — Мы с Улофом — двойняшки, но мы совсем разные. Я родился первым, но маленьким и слабым. Причем без моего на то согласия. Но мать-природа не всегда справедлива.
— Где ты был в понедельник утром?
— Ой какие мы опасные! — Кристоффер женственным жестом поднял обе ладони, как бы защищаясь. — Что, все подробности рассказывать?
— Да, конечно! — Мария устроилась поудобнее, потянулась за яблоками из корзины и дала одно Кристофферу, но тот отказался.
— Я находился по неизвестному мне адресу, снаружи крепостной стены. В темной, плохо проветренной квартире со множеством безделушек я делал одну женщину счастливой. Как я туда попал — для меня загадка. Как я вышел — помню точно. Люди бывают такими завистливыми! Ты согласна?
— Может быть. Продолжай.
— В квартиру вошел мужчина, он открыл дверь своим ключом. Наверняка он — ответственный квартиросъемщик. Я не спрашивал. Но можно же быть более гостеприимным! Я не знаю, что его больше возмутило: что я взял его полотенце или что удовлетворил его женщину? Но с ним было совершенно невозможно общаться. Аффективное расстройство, как выражаются психологи. Мне казалось, мы могли бы по-братски разделить то, что осталось в бутылке, но он не испытывал ни малейшей жажды. Когда же он приступил к нанесению ущерба моей телесной оболочке, я решил, что пора прощаться.
— Что ты говоришь! И когда же ты покинул квартиру?
— На рассвете, под песнь соловья. Хотя предпочел бы умереть в объятиях моей любимой, но не сложилось. Она заперлась в туалете. «С поцелуем умираю!» — как сказал Шекспир. Я смертельно устал. Мое израненное тело понесло мой униженный дух в другой ночной квартал. Хорошо иметь друзей, у которых можно отдохнуть и которые тебя понимают.
— И где ты остановился?
— Я спал в парке у Восточного рва вместе с Бочкой и Бутылкой. Спросите их. Вон тот урод — полицейский забрал нас утром в вытрезвитель. — Кристоффер с отвращением показал на Арвидсона. — А меня друзья зовут Чумой.
— Нельзя ли чуть посерьезнее? Я бы хотела, чтобы ты рассказал мне побольше об отце, Кристоффер.
Мария внимательно посмотрела на шута, сидящего перед ней. На глазах у нее с него спала маска, на мгновение сделав его беззащитным, но в следующий миг он словно сменил образ, превратившись в проницательного и понимающего сына.
— Само собой разумеется. Что вы хотите знать?
— Как бы ты описал своего отца?
— Не знаю, смогу ли. Он — сложный человек. Он всегда был сильным и здоровым работягой, но теперь сдает. Сердится, что не может работать, как раньше, и огорчается, что больше никто не считает его труд важным. Знай он, сколько я получаю за одно лето, он бы удавился. Отец уверен, что цена человека меряется трудом. Причем ручным и тяжелым. Несколько лет назад записался в Силы самообороны. Я надеялся, это его взбодрит. Ему немного трудно строить отношения с людьми. Но там у него тоже начались конфликты. С годами он стал еще раздражительнее и сердитее. А когда он еще и выпьет, то делается невыносим. Чудо, что мать его терпит.
— У него, может быть, депрессия?
— Слабость и болезнь — в этом он в жизни не признается. Но если честно, я не знаю.
— А не скажешь, где нам найти Улофа? — спросила Мария.
— Он скорее всего в Мартебу. Ничего, если я возьму еще кусочек? Сегодня мне не подали завтрака. — Кристоффер отломил кусок батона и сунул в рот, не дожидаясь ответа.
— В Мартебу?
— Да, он получил хутор от прадедушки. От деда отца Вильхельма. Развалюху. А теперь у него там и конюшня с четырьмя лошадьми, и теплица, где он выращивает все, что ест. Я обычно к нему на зиму перебираюсь.
— Ты видел свет над болотом в Мартебу?
— Ты, что ли, со мной заигрываешь? Я рад. Никогда не отказывал ни одной красивой женщине. Что ты хочешь со мной испытать? Чтобы тебя с помощью особого луча затянули в космический корабль? Хочешь ли ты подвергнуться сексуальному эксперименту, не неся никакой ответственности? Какие у тебя сексуальные фантазии? Какие страсти бушуют внутри у внешне холодной государственной служащей?
— Этого тебе никогда не узнать, — сказала Мария и, к своей досаде, покраснела. Ее спасителем оказался Хартман.
— Разговор закончен?
Кристоффер широко улыбнулся и театрально поклонился Марии:
— В вашем чудесном обществе время пролетает мгновенно. Нельзя ли нам снова встретиться? Не могли бы вы незаметно уронить платочек, а я бы взял его на память? Нет? Не хотите ли выпить со мной пива в ресторанчике? Прокатиться на корабле викингов по озеру Тингстэде? Искупаться при луне в заливе Иревикен? Тоже нет?
— Возьми Эка, может, он захочет участвовать в твоем огненном шоу, — сказала Мария и притворно зевнула. — Мне вообще-то полагается половина гонорара, я тоже была участницей спектакля.
— Можно, расплачусь натурой?
— Нет, спасибо, отказываюсь в пользу нуждающихся, — сказала Мария. Больше всего сейчас ей хотелось домой, на улицу Норра Мюр, принять душ и переодеться. С моря дуло, и во влажной от пота одежде было холодновато.
— Хартман сказал, что ты не против экскурсии по Люммелюндским пещерам, — сказал Арвидсон, когда они шли обратно мимо бывшей почты на площади Доннер.
— По пещерам — это здорово! А что за экскурсия?
— Сначала все плывут на лодке по подземному озеру, затем идут или ползут. Пятьсот метров под землей, пещерные залы, коридоры, водопады и тесные ходы, где можно двигаться только ползком. Причудливые природные образования — в тех местах, где вода, просачиваясь сверху в трещины, растворяла известняк. Вход в пещеры был известен еще с каменного века, но только в пятидесятые годы три мальчика обнаружили то, что теперь называется Туристической пещерой.
— А далеко ведут эти коридоры?
— Людям удалось пройти вглубь на четыре с половиной километра, но туннели ведут еще глубже, многое еще предстоит исследовать. Там есть интересные окаменелости в стенах и натечные образования. Сталагмиты и сталактиты растут за год на миллиметр. Только нужно потеплее одеться, я слышал, там всего пять-десять градусов выше нуля.
— А ты не хочешь поехать туда с нами? — спросила Мария.
— Думаю, в этом году не поеду. Кому-то нужно ведь допрашивать экипаж и пассажиров парома. А еще — сделать заявление для прессы, дать информацию для радио и телевидения, искать свидетелей. Я утром допрашивал мужчин, которые ехали этим же паромом на соревнования сил самообороны. Никто из них Вильхельма Якобсона на борту не видел. На соревнования он тоже не явился и никому не звонил. Уже прошло три дня, а мы только нашли кепку, ботинки и… мизинец. Я думаю сегодня сходить на рыцарский турнир и попробовать встретиться и поговорить с Улофом Якобсоном, который играет там Рыцаря Золотого Меча. Я не смог дозвониться до него в рабочее время. Завтра опять едем в Эксту. Эк считает, Мона Якобсон пытается повлиять на ход следствия. Он, дескать, нутром чует. Что скажешь, Мария, сможешь поехать с нами завтра утром?