— Дорогое? — спросил Хартман.
— Да, но оно отличной работы, — кинулась на защиту Вега.
— Помню, в детстве я был на одной свадьбе, — сказал Хартман, — на настоящей крестьянской свадьбе на Готланде. В начале праздника кто-то в шутку крикнул: «Русские идут!» Все гости выскочили из дому и спрятались в кустах. Потом хозяевам с трудом удалось заставить их вернуться, пришлось и едой заманивать, и принуждать, и уговаривать. — Лицо Хартмана осветила широкая улыбка. — У нас иногда летом живут дачники из Германии, они любят пошутить. Кто-нибудь из них идет во двор и кричит: «Русские идут!» И все шведки вылетают, подняв руки и крича: «А-а-а!»
— Страх перед русскими сидит у народа в подкорке, — сказала Вега и повернулась к Биргитте: — Все ответили на приглашение?
— Почти все. Мы заказали обед и легкий ужин в пансионате «Фридхем». Там уютная старинная атмосфера. Пансионат расположен у самого моря, недалеко от Хёгклинта. Ранее там была летняя резиденция принцессы Евгении. Я заказала на обед жаркое из барашка и шафранный пудинг. Что скажешь, Вега? А свадебную арку надо украсить красными розами и листьями дуба. Папа оплачивает для нас карету и лошадей.
— Красота! — Глаза Беги засветились. — А сколько человек вы пригласили?
— Больше ста. На обед придет шестьдесят. Остальные подойдут попозже.
— Ты не забыла пригласить Лилль и Коге?
— А надо было? Ты ведь знаешь, какая она.
— Помнишь сказку о Спящей красавице, когда одну из фей не пригласили на пир? Лилль так начнет болтать за спиной, что ты пожалеешь, что ее не пригласила. — Вега скривила рот, будто все еще держала в нем иголки. — Посади ее рядом со мной. Я буду с ней общаться. Если что, я смогу увести ее в парк на прогулку. Она ведь любит смотреть на цветы. Будет плохо себя вести — я возьму ее в кафе, мы закажем там вафли, все что угодно, лишь бы не мешала гостям на свадьбе.
— Ты права. Но я бы лучше пригласила Антона с Ирмой.
— А Улофа и Кристоффера пригласишь?
— Я пригласила Улофа. Не хочет — как хочет. Вообще не позвать, по-моему, было бы еще хуже. — Биргитта прикусила нижнюю губу, поежившись. Потом выпрямилась: — А Кристоффера и приглашать не нужно. Он и так придет, он всегда приходит, куда хочет.
— Нет ли риска, что он сорвет весь спектакль? — встревоженно спросила Вега.
Биргитта засмеялась:
— Может быть. Но его все равно ничто не остановит. Я надеюсь, он споет какую-нибудь из своих прекрасных баллад. Я его на самом деле попросила спеть для нас в церкви, когда мы будем венчаться.
— Ты с ума сошла! Он же на все способен! А мама твоя об этом знает? Я его на той неделе встретила на Центральной площади. В каком-то ужасном женском наряде, передник с искусственным бюстом, и он всем проходящим кричал, что владеет единственным в городе стоящим борделем! Какой стыд для родителей! — нахмурилась Вега.
— Нужно, наверно, пригласить и Мону с Вильхельмом. Я еще не спрашивала у Арне. Не знаю, что он об этом думает. Я часто бывала у них дома, когда моим парнем был Улоф.
Хартман кашлянул. Задумался. Глянул на Марию. И, решив ничего не говорить, снова опустился на диван. А что тут скажешь? «Ты не можешь пригласить Вильхельма, потому что у него нет мизинца? Да и самого Вильхельма тоже нет».
— Пойдемте в дом, — сказала Вега, собрала чашки и протянула Марии блюдо с выпечкой и сахарницу. — Мне может понадобиться твоя помощь, когда я буду кроить. Мужиков чур не зовем.
— Ну и хорошо, — сказал Хартман, подпер рукой голову и взял еще одно печенье. Дома жена его точно посадит на хлеб и воду, когда он вернется, растолстев на десять кило. Но до этого еще дожить надо, подумал он и откусил кусок побольше.
— Какая ты красивая, — сказала Мария Биргитте, когда та очень осторожно влезла наконец в свадебное платье, едва смётанное и сколотое. Покрой был простой, но очень эффектный. Белый шелк, без всяких кружев и воланов, только ткань, повторяющая линии тела, подчеркивающая талию и грудь.
— Придержи там сзади. Я думаю, надо будет убавить на бедрах по сантиметру. Больше не худей! Я отказываюсь перешивать платье еще раз! — Вега осмотрела платье со всех сторон, отошла на шаг и глянула еще раз. — И на груди сантиметр убавим. Если морить себя, то убудет и там, где не нужно. Так на этот-то раз ты нашла того, кого искала? — спросила Вега, посмотрев на Биргитту.
Та отреагировала неожиданно. Лицо ее посерьезнело. Вега замерла, уронив руки. Биргиттины глаза расширились и наполнились слезами.
— Голубушка! Биргитточка! — ужаснулась Вега.
— Не знаю, — сказала Биргитта, глядя в пространство.
Вега достала носовой платок, чтобы слезы девушки не капали на дорогую ткань.
— Не знаю, все произошло слишком быстро. Не знаю, что мне делать. Ничего не говори маме! Может быть, просто сегодня я в плохом настроении? Не знаю…
— Гляди, вон она! — сказала Вега и потянула Хартмана за рукав. — Разве не красавица?
Мария попыталась найти Биргитту глазами в толпе на ристалище, но тут появился князь со своим семейством, придворными и стражей. Биргитта стояла около герольда: в зеленом платье до пят, ее длинные светлые волосы были искусно заплетены в косу и перевязаны широкой красной лентой.
— Какой красивый костюм, — с уважением сказала Мария.
— Это я сшила, — сказала Вега и вытянула шею, встав на цыпочки, чтобы лучше видеть. — Зимой я веду курсы кройки и шитья средневековой одежды. Видишь женщину в костюме бюргерши и в красном плаще? Она сшила его у меня на курсах.
Мария ее не видела, обзор заслонял упитанный монах в коричневой рясе с капюшоном и оборванец, тянущий козу на веревке. Пахло свежим хлебом с фенхелем и мясом с пряностями, жарящимся на вертеле, дымом из кузницы и жареным миндалем, и все это мешалось с человеческими, не такими уж средневековыми запахами. Торговцы зазывали прохожих, перекрикивая визг колесных лир, вой волынок и грохот барабанов, восторженные возгласы, сердитые крики и хохот. Взявшись за руки, танцевала вереница девочек в мягких туфлях. Шут насмехался над богатым купцом, продающим териак — снадобье от чумы и всяческих иных недугов, изобретенное врачом самого императора Нерона и состоящее из семидесяти одного компонента, в том числе мяса змеи и опиума. Больше Мария разглядеть не успела, потому что Вега снова заметила Биргитту. Девушка стояла в очереди к палатке гадалки и наконец уселась там на табурет напротив ясновидицы в яркой юбке. Та протянула руку, взяла монету, попробовала на зуб и тут же сунула в кожаный кошель, висевший на поясе вместе с ключами. В ушах у гадалки блестели золотые кольца, на тонких пальцах сверкали перстни. Красный платок оттенял темные волосы. Гадалка некоторое время сидела молча, уйдя в себя, зажмурившись и что-то бормоча, затем взглянула на Биргитту темными живыми глазами.
— Что ты хочешь узнать?