Арне резко поднялся и отошел от окна, стряхнув прочь детские суеверия. Он сейчас же получит доказательства ее вины и потребует от нее объяснений. В шкафчике для ключей имелся ключ от ее квартиры. Арне не колеблясь взял ключ и спустился по лестнице на этаж ниже.
Он методично, один за другим осмотрел содержимое карманов ее брюк и жакетов, сам не понимая зачем. Количество одежды впечатляло, не говоря о массе обуви. У нее явно была страсть к туфлям на высоких каблуках. Откуда у нее, черт побери, деньги на все это? От отца, конечно, она же единственный ребенок. Арне задумался, а каково это, получить в детстве столько любви? Во всяком случае, с самооценкой у нее проблем нет. Он иногда завидовал ее уверенности: когда она что-то рассказывала, то не сомневалась, что будут слушать. Ей не стыдно было признаться в том, что у нее есть папилломы или бородавки на ступнях; она могла сидеть в туалете, не закрывая дверь, и при этом с ним разговаривать.
Он вышел в кухню. Грязная посуда после их обеда как стояла, так и стоит. Какая неряха! Микроволновка открыта, внутри видны остатки пригоревшей пищи. Он ведь говорил, чтобы она накрывала еду крышкой, когда разогревает, но она этого не делает!
Рядом с кофеваркой лежал ее красный мобильник. Он по привычке проверил, куда она звонила последний раз, и нашел свой номер. Черт возьми, чем он занимается? Как-то он даже подумал, будто у нее что-то с Вильхельмом Якобсоном. К счастью, не стал ее об этом спрашивать, решив выждать и посмотреть.
Однажды она была в ванной, а ее телефон в коридоре зазвонил. Он молча нажал на кнопку приема. Раздался голос: «Алло, Биргитта? Ты дома? Увидимся на старом месте!» Арне узнал голос. Кроме того, ее городской телефон был с определителем номера. Знакомая комбинация цифр — номер его родителей в Эксте — подкрепили его подозрения. Арне просмотрел статистику звонков — этот номер повторялся несколько раз. Естественно, он решил, что Вильхельм — первый любовник Биргитты и он же пособник Улофа. Только позднее Арне узнал, что Вильхельм помогает Биргитте вести собственное дело. Она хотела доказать своему отцу, что может управлять магазином без его помощи. Впрочем, одно другого не исключало, хотя мысль о связи Биргитты и Вильхельма выглядела отвратительной.
Арне опять посмотрел на часы и попытался обуздать свой гнев. Почему она не позвонила? Она должна же понимать, что он не ложится и ждет ее, несмотря на то что завтра ему на работу. Какое неуважение! Он опять увидел ее мобильник. Может, она нарочно его не взяла? Наверно, он не нужен, раз Улоф рядом? Шлюха!
Тут он услышал, как дверь подъезда открылась и по лестнице зазвучали ее быстрые шаги. Пришлось остаться сидеть у стола на кухне, в основном потому, что отступать, не уронив достоинства, не представлялось возможным.
— Привет! Что ты здесь делаешь? Разве тебе завтра не на работу?
— Жду, когда ты придешь домой. Ну как, было весело? — Он сам удивился, как спокойно звучит его голос.
— Да, все отлично. Только машина подвела. На обратном пути кончился бензин, посреди равнины Лойста-Хед. За два часа мимо не проехало ни одной машины. — Она чмокнула его в щеку и открыла холодильник.
— С кем ты ехала? — спросил он сквозь зубы.
Она закрыла холодильник и остановилась с пачкой масла в руке.
— Гляди! Погляди на мои черные брюки! На них собирается вся пыль из сушилки, прямо преследует меня! Черные брюки притягивают к себе любое вещество, как черная дыра в космосе!
— Или ты их надела, чтобы притягивать к себе мужчин, к твоей черной дыре?
— Почему ты так говоришь? — Видно было, что она ошарашена. В глазах застыл вопрос.
Он почувствовал, как тело каменеет. Он сдерживался из последних сил.
— Где ты пропадала, черт тебя дери?
— В замке Лойста. Там был рыцарский пир, и ты это знаешь.
— С Улофом?
— Он тоже там был. Он же сегодня победил.
— И у вас кончился бензин?
— Да.
— Ты все врешь!
— Улофа не было с нами в машине! Он же собирался в Мартебу! Я ехала с Кристоффером, ему нужно было в город.
— Ах вот оно что! Но пусть он, черт его раздери, не рассчитывает, что может брать то, что принадлежит мне!
Арне изменился в лице, ноздри раздулись и побелели. Челюсти сжались, взгляд стал почти безумным. В ярости он схватил ее за волосы и швырнул на пол. Она упала, перевернулась было на живот и попыталась уползти, но получила сильный удар по щеке. Он быстро расстегнул брюки, сорвал с нее трусы и вжался в нее, чувствуя, как сопротивление исчезает, а вместе с ним и его ярость. Время остановилось. Она заплакала. Он хотел сказать: «Прости», но словно утратил дар речи. И остался сидеть около нее и только неуклюже гладил по волосам. Он хотел держать ее в объятиях до тех пор, пока она не скажет, что все снова хорошо, а то, что случилось, прощено и забыто. Его охватил страх. Арне зажмурился. Он ведь не хотел этого! В мыслях не имел, чтобы это случилось именно так! Хотелось закричать и броситься прочь.
— Я ведь только хотела, чтобы было красиво, — прошептала она, — чтобы в первый раз это было как-то особенно.
Смерть в сером марлевом балахоне, с косой на плече, глядела на него дырками глазниц. У ее ног стайкой сбились чумные крысы с оскаленными зубами. За ее спиной виднелась карта, показывающая, насколько сократилось население Готланда после чумы в 1351 году. Арне Фольхаммар прислонился спиной к двери и понурил голову. Только что зал покинула небольшая группа пенсионеров из Германии, обсудив с ним последствия чумы в Центральной Европе в Средние века. Арне на ломаном немецком описал им два крайних проявления тогдашних настроений: флагелланты, мучившие себя на глазах у всех, чтобы избежать Божьей кары, и те, что бросались в сексуальные оргии и безумные пляски. Немцев особо интересовала судьба девяти повешенных, якобы вызвавших чуму. И Арне, как смог, рассказал, как магистрат Висбю в 1350 году отправил в Росток донесение о том, что сожжено девять предателей рода человеческого. Один из них сознался, что отравил колодцы в Стокгольме, Вестеросе, Арбоге и других городах, а также изготовил порошок, чтобы уничтожить все население Готланда. Черт, как будет «порошок» по-немецки? Кажется, он сказал все правильно.
Лучше было бы взять сегодня больничный. Он просидел на полу в квартире Биргитты, пока в окно не начал сочиться серенький рассвет. Потом встал, поднялся к себе, принял душ и переоделся, а затем отправился пешком под дождем в музей. Привычки иногда сильнее, чем здравый смысл. Биргитта закрылась в туалете и там уснула. Больше всего его мучила тишина, обвиняющая тишина. Биргитта не хотела с ним говорить. Да и он ничего ей не говорил. Слов у него не было. Мост между ними рухнул, а другой переправы нет.
— А где сокровища? — спросил его светлоголовый малыш, беззубо улыбаясь. За ним прятался его младший брат.
Арне устало показал на зал дальше по коридору.