Поколение за поколением «болотные фонарщики» по фамилии Якобсон ходили через торфяник, чтобы взять очередную порцию серебра «на хозяйственные нужды». Вильхельм считал, что Кристоффер недостоин наследства. Недовольный сыном, он отдал часть серебра Биргитте, но где именно лежит остаток клада, она не знала. Эту тайну он унес с собой в могилу. Вильхельм сказал только, что клад находится посреди осушенного торфяника в Мартебу, в карстовом провале, на каменном уступе. Провал ведет к подземным пещерам. Еще он прочел ей стихи. Она не помнила все стихотворение, но от строк, которые вспомнились, кожа покрылась мурашками.
…все, что глупцы напели,
все, чем морочил звездный свет,
все, чего и на свете нет,
ты под глухой колокольный бой
в венок гробовой увяжешь —
и все свое заберешь с собой
и спать спокойно ляжешь.
Так и случилось. Вильхельм сказал ей, что ему пора. «Не сейчас, но скоро», — сказал он. Больше всего он хотел, чтобы она открыла тайну клада Улофу. Но сначала они должны были помириться, отец и сын. Это было единственное, чего он хотел в жизни, пока та в нем еще теплилась. А теперь уже поздно. Биргитта говорила с Улофом. Она сказала ему, что отец в конце жизни думал о нем только хорошее. Но Улоф не хотел его прощать, даже после смерти. Поэтому всю правду она ему не рассказала, ни единым словом не заикнулась о кладе.
Зачем она взяла на себя такой риск? Зачем запачкала свои руки чернью этого серебра? Она знала зачем, но это была неприятная правда. Двум художником в одной мастерской не ужиться. Она хочет идти своим путем. Без помощи отца. Отец вхож в престижные ювелирные салоны. Биргитту туда не пустили. Вот в чем дело. Она выросла в богатой семье, никогда ни в чем не нуждалась. А теперь она не хотела просить у отца деньги. А на собственные едва сводила концы с концами, и это было тяжело. А тут как раз Вильхельм предложил ей взять его серебро, и это казалось подарком судьбы.
Биргитта разрезала раскатанный кусок серебра специальными ножницами на полосы нужного размера и спаяла браслеты. Было слишком тихо, и она включила радио; одновременно к дому подъехала машина, но Биргитта этого не услышала из-за музыки. Кто-то нажал на ручку двери. По каменному полу раздались мягкие шаги. Что-то предпринять было уже поздно. Когда она обернулась, он стоял за ее спиной.
— Было не заперто, — сказал он.
— Ух, как ты меня напугал, Арне!
— Я не хотел. — Он поднял руку, чтобы ее погладить, но выражение ее лица его остановило.
— Я работаю.
— Я вижу. — Он подошел к шкафу и потрогал штамп для ложек.
Она почувствовала, как растет в ней раздражение, а головная боль возвращается. Она не вынесет его печального взгляда и униженного вида. У нее нет на него времени. Он вынул из шкафа корону невесты. Молча. Потом повернул ее, и на металле и камнях заиграл свет. Вся его фигура выражала один вопрос: «Что будет?» Она вздохнула, жестом пригласила его сесть в кресло и сама села напротив. Между ними был только маленький узкий столик, больше похожий на пьедестал, и море невысказанных вопросов.
— Хочешь чаю? — Она поднялась, не ожидая ответа, и прошла вечность, пока она вернулась, неся две дымящиеся керамические кружки. Он утонул в кресле, но выпрямился, когда она вернулась. И тут его взгляд упал на ящик с открытой крышкой. Машинально взял он кружку из ее рук. То, что он увидел в ящике, казалось нереальным.
— Что это?
Тут она повернулась, посмотрела туда же, куда он, и замерла. Она не нашла, что сказать. Он поднялся с кресла и опустился на колени перед деревянным ящиком. Взял горсть монет. Выбрал одну, другие посыпались между его пальцами. Она услышала, как он громко вздохнул, но его лица не видела. Он резко к ней повернулся:
— Откуда это у тебя?
— Тебя это не касается. — Она чувствовала, что ее раздражение переходит в ярость. Какое ему дело?
— Меня не касается? А ты хоть знаешь, что это?
— Серебро. Мой рабочий материал. Мое будущее.
Он поднялся, подошел к ней с монетой в дрожащей руке и сунул ее ей под нос.
— Знаешь, что это такое? Понимаешь, что ты наделала? Ты должна отвечать за свои поступки!
— Не тебе говорить об ответственности!
— Эта монета отчеканена Генрихом, настоятелем бенедиктинского монастыря Корвей. Он был там аббатом с тысяча триста пятьдесят девятого по шестидесятый год. Висбю был обложен контрибуцией в шестьдесят первом году. Откуда это серебро?
— Из рыбацкого поселка Кронваль возле Эксты. Больше я ничего не знаю.
— Черт побери, что ты наделала, Биргитта! Куда нам теперь деваться? — Он упал на колени и прижался головой к ее животу. Биргитта еле удержалась, чтобы не отпихнуть его от себя.
Пляж, где песок нежный, как тесто для кекса, — так говорила Вега о пляже Сюдерсанд на острове Форё. Все правильно, думала Мария, пересыпая крошечные песчинки между пальцев. Ах, если бы Эмиль и Линда оказались здесь, как весело было бы им плескаться в море! Мария сильно скучала по детям. Тут она бы им столько всего показала! Дюны в заповеднике Улла Хау, где живут муравьиные львы и поджидают муравьев в своих воронках. Стада овец с закрученными рогами, пасущиеся на тощих лугах. Овечьи загоны с дерновой крышей, каменные изгороди, выложенные рядами круглых и рядами плоских камней в особом порядке. Известняковые скалы-раукары, чтобы по ним лазить, и поля самых синих на свете цветов, чтобы среди них бегать. Сколько же дети недополучают только из-за того, что свекровь — такая эгоистка!
Сегодня у Марии — единственный выходной. Небо было голубым, вода лишь немногим темнее. Солнце улыбалось своей самой теплой улыбкой, светило и злым, и добрым, хотя и с разным результатом. Арвидсон не поддавался очарованию дня. Он, серьезный и потный, сидел в майке под зонтом и читал «Процесс» Кафки. Марии казалось, что он на нее поглядывает, и ей было неловко за свои складки на животе. На самом деле ей хотелось сидеть и смотреть на море, но складки видно меньше, если лежать на спине, а еще лучше на животе. Поэтому она и лежала на животе. Если живешь у Веги Крафт, то тут уж точно не похудеешь! И еще попробуй найди развлечения, не связанные с дополнительными калориями. Кино? Пакет конфет. Поход? Рюкзак с едой. Танцы? Бокал пива или два. Это какое-то проклятие. Что толку питаться салатами, если потом нестерпимо хочется шоколада? Если однажды подсел на шоколад, то это навсегда, да тут еще Вегины булочки! Удрученная, Мария приблизилась к корзине с едой и взяла в руки упаковку шоколадных вафель. И беда, и утешение в одном флаконе, подумала она и сунула в рот целую вафельку.
Эк нашел себе новую приятельницу. Он сидел через два одеяла от Марии и мазал маслом для загара спину тонкой, как лезвие, блондинке. Смотри не порежься, угрюмо подумала Мария. Куда делась рыжая акупунктурщица, никто не знал. Эк об этом говорить не хотел. Сейчас он зажег сигарету. Видимо, отвыкнуть от курения за один раз не получилось.