Наконец он взял с кровати чистую рубашку и натянул ее на себя.
— А как вам удалось оттуда выбраться?
Эрин все еще возилась с санпакетом.
— После того как меня, семнадцатилетнюю, насильно попытались вытолкать замуж, я самовольно взяла лошадь и ускакала в город. Домой я уже не вернулась.
— Так, значит, контакты с семьей вы утратили? — Джордан сочувственно опустил брови — так, как мог сделать только тот, у кого сохранились нормальные теплые отношения с семьей.
— Да. Мама уже умерла. Отец тоже. Ни сестер, ни братьев нет. Так что я одна-одинешенька.
Эрин не знала, как закончить этот разговор, и опасалась, что вдруг примется сбивчиво рассказывать о своем отце, о сестренке, которая прожила на свете всего два дня… Да и кто знает, что еще она обрушит на Джордана?
Встав с кровати, она подошла к двери. Может быть, лучше подождать в своей комнате?
Джордан, последовав за ней, коснулся ее плеча.
— Простите. Я не собирался расспрашивать вас.
И вдруг голос — встревоженный и обеспокоенный голос Руна — донесся из-за дверей:
— Сержант, Эрин нет в…
Дверь распахнулась, Рун чуть не влетел в нее, но, остановившись на пороге, стал напряженно всматриваться внутрь, при этом лицо его становилось все более удивленным.
Джордан, стоявший позади Эрин, спросил его:
— Стучаться здесь не принято?
Рун, оставаясь за дверью, быстро овладел собой. На нем все еще была разорванная одежда, в которой он покинул пустыню, но он почти дочиста смыл с себя кровь. Его темные глаза переходили с него на нее; спина падре была прямее, чем обычно, что казалось Эрин неестественным.
Щеки Корцы горели. Хорошо, что священник не пришел на несколько минут раньше.
Джордан застегивал пуговицы на рубашке.
— Простите, падре, но мы с Эрин решили на всякий случай держаться рядом.
— Здесь вы и так всегда рядом. Так что с этим все в порядке. — Рун повернулся на месте, показывая тем самым, что они должны следовать за ним. Спина его при этом оставалась такой же прямой. — Кардинал готов к аудиенции с вами.
22 часа 10 минут
Джордан словно чувствовал волны неодобрения, исходившие от тела падре. Справившись с пуговицами, он заправил рубашку в брюки и следом за Эрин вышел в коридор. Женщина шла, опустив голову и уставившись в пол.
Корца, храня ледяное молчание, вел их сначала по коридору, а потом наверх по винтовой лестнице, на верхней площадке которой их поджидал Амбросе. На его лице при виде их появилось недовольное выражение — возможно, оно было его неотъемлемым качеством. Джордан вспомнил часто повторяемое предостережение своей матери:
Не строй рожи, а то таким и останешься.
— Когда кардинал придаст аудиенции неформальный характер, — объявил падре Амбросе, останавливая взгляд на Джордане, — не сочтите это за приглашение начать панибратское общение с Его Высокопреосвященством.
— Понятно, — Джордан подкрепил свое слово поднятием левой руки в виде салюта.
Амбросе, сосредоточенно нахмурившись, подвел их к большой двери и толчком распахнул ее.
Джордан, следуя за Руном и заслоняя собой Эрин, перешагнул через порог, не зная, что их ожидает.
В лицо ему пахнуло свежим ветром, что привело его в немалое изумление. После целого дня, проведенного по большей части под землей, он почувствовал несказанное облегчение от того, что вышел наконец из-под земли. Стоун сделал глубокий вдох, словно пловец, вынырнувший на поверхность.
Перед ним расстилался большой, расположенный на крыше сад, освещенный расставленными повсюду масляными, сделанными из глины светильниками, приглашающими глаз задержаться на них, а ноги — подойти к каждому. Джордан принял это приглашение и медленно, ведя за собой Эрин, пошел по саду.
По обеим сторонам тропинок стояли растущие в горшках оливковые деревья, их листья шелестели на ветру.
Эрин наклонялась, чтобы вдохнуть пряный аромат цветов, раскрывающихся в ночные часы. Каменные плиты пола покрывали зерна золотой пыльцы.
Джордан, сколько мог, не спускал с нее глаз, оставаясь при этом вне зоны ее внимания. Но им овладела и другая страсть. Его желудок заурчал, как только он увидел деревянный стол с едой: с хлебом, виноградом, гранатами и сыром. Он бы с превеликим удовольствием отведал гамбургер с пивом, но не откажется и от того, что было выставлено на столе.
Эрин присоединилась к нему; вид у нее был такой, какой бывает у ребенка наутро первого дня Рождества.
— Эта обстановка — и светильники, и растения, и стол — все как будто появилось здесь прямо со страниц Библии.
Кроме, разумеется, огней светофоров, светившихся вдалеке.
На дальнем конце террасы под зеленым балдахином стоял человек во всем красном; его белые волосы четко выделялись на темном ночном небе. Это, вероятно, и был кардинал Бернард.
Падре Амбросе провел их мимо накрытого стола к ожидавшему их человеку — если тот был действительно человеком. В этот момент все и вся в глазах Джордана вызывало подозрения. Помня об этом, он заглянул за растущие на краю сада оливковые деревья, стараясь сориентироваться и определить их местонахождение. Совсем рядом он увидел гигантский золотой купол, который Эрин называла Куполом скалы. Она-то наверняка знает, в каком именно месте они сейчас находятся.
Голос падре Амбросе снова привлек его внимание к кардиналу:
— Позвольте мне представить вам доктора Грейнджер и сержанта Стоуна.
Кардинал протянул руку. На голове у этого человека была красная маленькая шапочка; сам он был в сутане, такой же, какая была на Руне, только красной.
Джордан не видел необходимости в том, чтобы прикладываться к руке губами, — а потому тоже протянул свою руку. Но кардинал сначала пожал руку Эрин, сжав ее пальцы между своих ладоней.
— Доктор Грейнджер. Для меня это большая честь.
— Спасибо, Ваше Высокопреосвященство.
— Лучше называйте меня кардинал Бернард, — в его глубоком голосе слышалось дружеское расположение. — Мы здесь не придерживаемся строгих формальностей.
Затем он пожал руку Джордана.
— Сержант Стоун, благодарю вас за оказанную нам услугу: вы помогли падре Корце в целости вернуться к нам.
— Я думаю, это как раз мы должны за это благодарить падре Корцу, кардинал Бернард.
Желудок Джордана снова заурчал.
Кардинал направился к столу.
— Простите мою старческую рассеянность. Вам необходимо хорошо поесть.
Он усадил их за стол. Тарелки стояли только перед Джорданом и Эрин.
— Все в порядке, падре Амбросе, можете быть свободны, — негромко произнес Бернард.