— Совершенно верно.
Запустив руку под куртку, Эрин достала из кармана джинсов пакетик и, развернув его, положила на ладонь нацистскую медаль. Протянув ее монаху, она спросила:
— Что вы можете сказать об этом?
Держа медаль большим и указательным пальцами, он внимательно осмотрел ее через очки, затем, сняв их, поднес медаль почти вплотную к глазам. Несколько раз подбросил ее на руке и, наконец, подошел к столу, где положил ее под увеличительный объектив, закрепленный на штативе. Прочел выгравированную надпись:
— «Аненербе». Неудивительно, что вы нашли один из их опознавательных знаков в Святой земле. Эта группа провела там не один десяток лет, отыскивая и обшаривая усыпальницы, пещеры, разного рода развалины. — Он повернул медаль другой стороной. — О, а вот это уже интересно. Руна Одал. — Леопольд внимательно посмотрел на Эрин. — А в каком именно месте вы ее нашли?
— В ручке мумифицированной девочки, убитой в израильской пустыне. Мы ищем какие-либо артефакты, которые, возможно, были похищены у нее людьми из «Аненербе».
Одна бровь монаха в изумлении поднялась. Он смотрел на них, ожидая дальнейших объяснений, но, не дождавшись, вздохнул и, разведя руками, заключил:
— Зло, которое сотворили эти нацисты, не поддается исчислению.
Эрин почувствовала себя неловко и даже несколько виноватой за то, что не могла говорить более открыто с этим благожелательно настроенным монахом. Она знала, что брату Леопольду ничего не известно о том, что они заняты поисками Кровавого Евангелия — он должен был всего лишь помочь им выяснить, что за вещь они нашли в пустыне.
— Как по-вашему, возможно определить, кому принадлежала эта медаль? — спросила Эрин. — Если бы мы знали это, то, возможно, более точно определились бы с направлением дальнейших поисков.
— Это может быть трудно. Я не вижу никаких опознавательных знаков.
Эрин старалась не показывать охватившее ее отчаяние, но разве могла она справиться с ним?
Джордан, должно быть, уловил ее настроение, поскольку, положив руку ей на плечо, постарался перевести разговор на другую тему. Он прочел несколько названий на картах, правильно выговаривая немецкие слова.
— Вы говорите по-немецки? — удивилась Эрин.
— Немного, — ответил Джордан. — И еще немного по-арабски. И немного по-английски.
Рун повернулся на месте, привлекая к себе внимание Эрин, и она задумалась, сколько языков может знать он.
Джордан, глядя на брата Леопольда, спросил:
— А как вам удалось собрать такую значительную подборку карт?
— Некоторые попали ко мне сразу после того, как были напечатаны. — Монах погладил деревянные розовые четки, висевшие у него на поясе. — Должен со стыдом признаться вам, что, будучи человеком, я был членом Национал-социалистической партии.
Глаза Джордана расширились.
— Вы…
Придя в такое же удивление, Эрин пыталась представить себе этого округлого монаха с открытым лицом в образе нациста.
В разговор вмешался Рун:
— Может, нам сосредоточить внимание на «Аненербе»?
— Разумеется. — Брат Леопольд уселся на шаткий, обитый кожей стул. — Я просто хочу, чтобы оба ваши спутника поняли, что мои знания в подобных вопросах вовсе не эзотерические. Став сангвинистом и узнав больше о деятельности нацистов, я посвятил все свое дальнейшее существование и мои научные занятия уничтожению созданного ими зла и недопущению того, чтобы подобное злодейство когда-нибудь повторилось.
— А в процессе этого, — спросил Рун, — вам доводилось видеть медали, подобные этой?
— Да, я видел такие. — Брат Леопольд порылся в одном из ящиков письменного стола и вынул оттуда небольшую деревянную коробочку со стеклянной крышкой. — Вот посмотрите, тут несколько жетонов «Аненербе». Большинство из них собрал падре Пирс, мой наставник и пастор, который и ввел меня в духовный сан. Он знал о нацистских оккультных изысканиях намного больше, чем кто-либо другой, — возможно, даже больше, чем об этом знали сами немцы.
Эрин вспомнила, как кардинал Бернард там, в Иерусалиме, упоминал имя этого погибшего пастора. Многие выдающиеся историки ушли из жизни в прошедшие столетия, унеся с собой в могилу добытые ими, но незадокументированные сведения. Для людей, занимающихся исследованиями, такие потери часто бывают невосполнимыми.
Монах снова обратил их внимание на извлеченную им из стола коробочку:
— Я думаю, вы обратите внимание на центральную часть медали.
Он постучал пальцем по стеклу над отлитым из сплава олова со свинцом жетона в форме руны Одал со свастикой в середине и двумя ножками, протянутыми снизу и как бы оканчивающимися маленькими ступнями.
Эрин прочитала слова, выгравированные по краям: «Volk. Sippe».
— «Народ» и «племя», — перевела она. — «Аненербе» верила, что германцы происходят от арийской расы, от народа, который, как они считали, обитал в Атлантиде, перед тем как двинуться на север.
— В Атлантиде? — качая головой, переспросил Джордан.
Внимание Эрин привлек другой жетон. Эмблема на нем имела форму подставки для установки раскрытой книги.
— А что это?
— А этот жетон подтверждает важность, придаваемую «Аненербе» документальному подтверждению своей арийской истории и унаследованным традициям. Однако некоторые утверждают, что этот жетон означает величайшую тайну, некую оккультную книгу, описывающую великую силу, и эта книга будто бы есть у них.
Эрин и Рун переглянулись.
Может ли это быть истолковано как намек на то, что они владеют Кровавым Евангелием?
Монах сдвинул в сторону груду документов времен нацистской эпохи, под ней показалась современная компьютерная клавиатура. Он застучал по ней пальцами, и стена позади его письменного стола вдруг засветилась, оказавшись гигантским компьютерным монитором. На громадном экране стали с невероятной скоростью возникать данные. Оказывается, сангвинисты располагают и древними, и современными игрушками.
— Если вы ищете пропавшие артефакты «Аненербе», — сказал Леопольд, не отрывая своих быстро летающих пальцев от клавиатуры, — то вот перед вами карта Германии. Я тружусь над ней по меньшей мере шестьдесят лет. Красными стрелками на ней указаны предполагаемые места расположения нацистских бункеров и хранилищ. Зеленым отмечено то, что уже было опустошено. — Он вздохнул. — Как это ни печально, красных стрелок больше, чем зеленых.
Эрин почувствовала, как внутри ее все оборвалось. Едва ли на карте можно было найти хоть один квадратный дюйм, где не было бы стрелки. И печальнее всего было то, что большинство из них были красными.