В воскресенье он придет в отель. Но не на работу.
Томас постучал в дверь.
Ответа не было, и он какое-то время смотрел в небольшое слуховое окошко. Небо утратило дневную ослепительную голубизну — приближалась ночь. Над горизонтом распростерлось длинное фиолетовое облако, похожее на театральный занавес.
Он постучал снова:
— Джин?
Послышался слабый шорох, словно кто-то перебирал бумаги.
— Минуту, — наконец донесся ответ.
Томас некоторое время разглядывал пол, потом сказал:
— Спускайтесь вниз, когда будете готовы. Мы развели костер на улице. — Он помолчал. — Я., э-э-э… хотел бы извиниться за то, что сегодня так раскомандовался. Я не собираюсь никем помыкать. Можете в отместку учинить мне телесное наказание, если хотите. Отлупить меня по заднице в присутствии всех остальных. О’кей?
Наверняка это вызвало у нее улыбку. Самоуничижение в подобных случаях всегда срабатывает. Томас подождал ее реакции, но из комнаты не доносилось ни звука, словно Джин специально молчала, чтобы он продолжал говорить.
— Понимаю, — продолжал он, — что постоянно слышать «иди туда, делай то и это» не слишком приятно. Моя жена все время говорила, что я тиран.
Джин открыла дверь.
— А вы были женаты?
Томас сделал шаг назад.
— Да. Правда, всего три месяца. Совсем недолго.
— Готова спорить, это она от вас ушла.
— Нет, она меня выставила. Квартира принадлежала ей.
Томас внимательно взглянул на нее. Глаза у Джин были красными, в руке она держала какую-то мятую брошюру, свернутую в рулон. Томас указал на нее и спросил:
— Вы собирались проломить мне череп этой штукой?
— Если бы я хотела проломить вам череп, я бы это уже сделала.
Томас заглянул в комнату. В ней было два матраса, лежавших прямо на полу, кресло и пластмассовый таз. К потолку был приклеен скотчем пожелтевший гигантский постер с изображением многочисленных поз из «Камасутры». Томас одобрительно кивнул.
— Симпатичная у вас комнатка. А в моей — дыра в стене с видом на сортиры. Можете пойти посмотреть. Панорама просто захватывающая.
Джин прикрыла дверь, заставив его отступить. Он успел лишь заметить другие брошюры, разбросанные по полу.
— Любите читать?
— Не ваше дело.
— Спускайтесь, поужинайте. Элизабет приготовила чили…
— Я ненавижу чили! Так же как и эту комнату, и это поганое место! — Глаза Джин наполнились слезами. — У меня был шанс, чуть ли не впервые в жизни — только руку протяни!.. И вот все накрылось!..
Он понял, о чем речь.
— Но телеканал заплатил вам двадцать тысяч долларов, — мягко сказал он. — Это уже кое-что.
— Я могла бы получить намного больше! Вы же видели этих журналистов! За любой наш чих они готовы были платить деньги! Если бы это шоу все-таки состоялось, можно было бы потом всю жизнь жить на одни интервью и больше ничего не делать!
— Вы говорите так, как будто уже все кончено.
Джин опустила голову.
— Колесо судьбы все еще крутится, — добавил он.
— Да вы-то что об этом знаете?
Она оттолкнула его и захлопнула дверь.
Томас спустился на первый этаж, пересек главный зал заведения «У Пинка» и вышел через смежную с ним комнату на задний двор. Никто не захотел располагаться со стороны улицы — оттуда открывался слишком уж угнетающий вид. Задний двор представлял собой квадрат подстриженной трапы площадью метров сто, на которой тут и там валялось всевозможное барахло. Но все-таки это было лучше, чем созерцать останки сгоревшего автобуса.
Томас подошел к костру и вытянул руки над пламенем. Было не так уж холодно, но в самом костре ощущалось что-то надежное и умиротворяющее.
— Джин придет? — спросила Нина.
Он пожал плечами.
Питер неподвижно сидел в старом автомобильном кресле из красного кожзаменителя, с уцелевшими рессорами. Он не отрываясь смотрел на языки пламени. Рядом вытянулась прямо на земле Карен, положив голову на бедро Камерона. Пустые картонные пакеты из-под сока валялись тут и там. Леонард прохаживался немного поодаль, глядя на уже загорающиеся звезды. Что касается Каминского, Перл и ее фаната с бензоколонки, они так и не появились.
Камерон громко рыгнул.
— Ваше здоровье! — сказал он, ничуть не смутившись.
— Вы отвратительны! — заявила Элизабет.
Она слегка помешивала в котле, откуда поднимался густой пряный запах чили.
— Да ладно, что естественно, то не стыдно.
— Все равно это не повод свинствовать.
— Надо устроить ему взбучку! — заявила Карен.
Камерон улыбнулся.
— И ты посмеешь поднять руку на супермена из Флориды?
— Кстати, откуда именно?
— Из Неаполя. Это западное побережье, царство богатеньких игроков в гольф. — Он поправил воображаемые солнечные очки. — Я знаю лучшие рыбные места, можешь мне поверить. А также лучшие места для ныряния с аквалангом, для серфинга, для прыжков с парашютом… Я — владыка побережья, детка!
— Вы хорошо зарабатываете? — спросила Элизабет, сама удивляясь, что осмелилась задать такой вопрос.
— Да, я зарабатываю на морских экскурсиях. В горячий сезон — две тысячи в неделю, без всякого напряга. Не нужно ничего, кроме выносливости и умения лазать, по канату в том числе… Но вас я не приглашаю: если бы вы появились на палубе моей яхты, одетая только в бикини, последствия могли бы быть непредсказуемы.
Элизабет вымученно улыбнулась.
— Это все замечательно, — сказала Карен с легкой ноткой ревности, — но мне хотелось бы знать, где остальные?
— Я знаю, — сказала Нина.
Все повернули головы к ней.
— В постели. Все трое, надо полагать. Перл недавно спрашивала, нет ли у меня с собой презервативов, и я ей сказала, что в коробке из-под конфет рядом с кассой их полно. После она ушла со своей… э-эээ… свитой.
Камерон расхохотался.
— Ну ни хрена себе! Не успела прийти в себя — и сразу трахаться!
Элизабет сделала большие глаза и указала подбородком на Питера. Однако ребенок, казалось, ничего не слышал. Потом протянула Томасу ложку, и он осторожно попробовал варево. Запах бекона и тушеных помидоров показался ему восхитительным. Впрочем, он был голоден.
— Джин все еще сердится? — спросила Элизабет.
— Она вообще легко раздражается. Особенно если просишь ее поработать. Странно, да? Она ведь горничная.