— Такой короткой, что мы ее и не заметим, — медленно проговорил Вильерс в ответ, чего делать не стоило.
— Да о какой же церемонии идет речь? — спросила маркиза, принимая у лакея чашку чая. Торжествующий вид, который она на себя напустила, увидев их вместе, исчез, и Джемма немного расслабилась. Уж пусть лучше маркиза чувствует себя не слишком популярной, чем пышет радостью, считая, что у Джеммы с Вильерсом любовная интрижка.
— О, речь идет о свадьбе, — вздохнув, ответила Джемма. — О свадьбе Козуэя.
Маркиза приподняла брови.
— Боже мой! — воскликнула она. — Я совсем не знаю английских… А кто этот Козуэй?
— Если я не ошибаюсь, титул герцога даровал графу Козуэю король Генрих Восьмой, не так ли? — промолвил Вильерс.
Джемма никогда не обращала внимания на подобные вещи.
— Нынешний герцог Козуэй женился по доверенности, — сказала она. — Недавно он вернулся из долгих странствий за границей и собирается повторить церемонию.
— Бог ты мой, как трогательно! — заметила маркиза. — Опыт подсказывает мне, что большинство мужчин жаждет разорвать брачные узы, а не подтверждать их. — В ее глазах мелькнуло печальное выражение.
— А к кому вы направляетесь в гости, мадам маркиза? — спросила Джемма.
Маркиза повертела в руках чайную ложечку, и Джемма тут же пожалела о том, что задала ей этот вопрос. Потом маркиза слегка пожала плечами, но это был какой-то беспомощный жест.
— Глупо, что все так считают, — промолвила она со вздохом. — Просто до меня дошли слухи, что мой Генри может быть в Линкольншире, вот я и еду туда в надежде найти его там.
— Маркиз де Пертюи? — уточнил Вильерс. — В Линкольншире… самой заброшенной провинции Британии? Конечно, его там нет.
— Вполне возможно, — проговорила маркиза, положив в чай еще одну ложечку сахара, несмотря на то что, по мнению Джеммы, чай и так был чересчур сладким. — Но я не могу сидеть в Лондоне и переживать. — Ее голос был спокойным, но глаза — нет.
Вильерс взглянул на Джемму, и та поняла, что он, как и она, сочувствует маркизе де Пертюи. Неужели это возможно? Герцог был известен своим жестоким равнодушием.
А маркиза все помешивала и помешивала свой чайный сироп, и все они втроем невидящими взорами следили за ее чайной ложкой. Наконец она подняла голову и посмотрела на Джемму.
— А вы бы сделали это еще раз? — спросила она. — Насколько я помню, ваш брак был устроен специально для вас. Так вот, если бы у вас был еще один шанс, вы бы вышли замуж за своего герцога?
— Да, — ни секунды не раздумывая, ответила Джемма.
— Тогда вы по уши, до глупости влюблены, — с горечью проговорила маркиза. — Как и я была влюблена когда-то. Говорят… — в ее голосе зазвучала ярость, — что уж лучше полюбить хоть раз по-настояшему и быть брошенной, чем вообще никогда не любить. Это неправильно. Так что предупредите этого Козуэя, если он вам друг.
— Не верю я, что он влюблен, — спокойно сказал Вильерс, — стало быть, ему удастся уберечься от всех бурь и невзгод семейной жизни. Его женили, когда он был еще юношей.
— Когда у меня будут дети, я устрою их семейную жизнь, пока они будут еще совсем маленькими, — заявила маркиза, по-прежнему размешивая чай. — И выберу им супругов, основываясь на этических принципах.
— Вы уверены, что Козуэй не влюблен, Вильерс? — спросила Джемма. — Я получила письмо от Исидоры, и мне кажется, что дела там обстоят совсем неплохо, если внимательно читать между строк.
— А кто его предполагаемая жена? — поинтересовалась маркиза. — Она когда-нибудь бывала во Франции?
— Она несколько лет жила в Париже, — ответила Джемма. — Это леди Дель Фино.
— А-а, да-да… — Ложечка быстрее заходила в чашке. — Генри развлекался в ее компании.
— Как и каждый мужчина, — сказала Джемма. — А Исидора все же терпеливо дожидалась возвращения своего герцога из путешествий чуть ли не по всем континентам.
— Ничего плохого я о ней не слышала, — смилостивилась маркиза.
— Козуэй не влюблен, — повторил Вильерс. — Более того, я почти уверен, что он сомневается, стоит ли устраивать вторую свадебную церемонию.
Маркиза наконец опустила ложечку на блюдце, и ее глаза тут же наполнились печалью.
— Разумеется, брак еще не подтвержден, — заметил герцог.
— Ах! — вздохнула маркиза.
— Хотя, повторю, я абсолютно уверен в том, что любви там нет.
— Ну разумеется!
Вильерс наклонился к маркизе.
— Я правда так считаю, Луиза, — сказал он.
Джемма изумленно заморгала, а Луиза — маркиза — без затей постучала герцога по руке своей ложечкой.
— Прошу вас, Вильерс, расскажите мне обо всем подробно, — взмолилась она. — Мне просто необходимо узнать что-нибудь интересное, чтобы было о чем подумать.
— Я обратил на это внимание, — отозвался Вильерс, откидываясь на спинку стула. — Ты должна научиться забывать о своем муже, моя дорогая маркиза.
«Моя дорогая маркиза»? «Луиза»? Джемма не могла припомнить, чтобы до нее доходили хотя бы отголоски сплетен, касающихся маркизы де Пертюи и герцога Вильерса.
Маркиза засмеялась.
— А знаете, что я подумала, войдя в комнату? — спросила она.
— Если только герцогиня простит мне бестактность, — пряча улыбку, произнес Вильерс. Однако звучали в его голосе и серьезные нотки, так что маркиза прищурилась. — Моя дорогая маркиза приходится мне кузиной, только дальней, — сообщил Вильерс, поворачиваясь к Джемме. — Нам не раз доводилось оказываться в одном и том же месте, когда мы были детьми.
— Даже не детьми, — пожала плечами маркиза. — Скорее, младенцами. Но мама никогда не позволяла мне оставаться с ним, как только я достигла определенного возраста. — Маркиза улыбнулась, и только сейчас Джемма заметила, что Луиза весьма привлекательна, когда счастлива.
— Все это грязные сплетни, — спокойно проговорил Вильерс. — Могу я побеспокоить вас, герцогиня? Налейте мне, пожалуйста, еще чашечку чая.
— Сплетни? — фыркнула маркиза. — Ну, раз уж мы теперь так близки, мои дорогие… Про тебя, Вильерс, между прочим, говорили, что у тебя родился ребенок лет в восемнадцать — в самом нежном возрасте. Это было не так уж давно, чтобы ты мог об этом забыть, Вильерс…
— Грязные сплетни, — повторил Вильерс.
— А сколько же вам было лет, когда родился этот ребенок? — с любопытством спросила Джемма. Ее всегда поражало, с какой легкостью мужчины оставляют по всей стране незаконнорожденных детей.
— Года двадцать два, — ответил герцог. — Однако вот что я вам скажу: это неприятная тема для разговора, которая к тому же наводит на мысли о моих юношеских глупостях. Так что, если позволите, поговорим о чем-нибудь другом.