Горничная тихо взвизгнула.
Деймон с сожалением улыбнулся, и хотя Роберта невольно отметила, как он неотразим, все же ее раздражение усиливалось с каждой секундой. До такой степени, что она едва не вскрикнула, по примеру горничной.
– От всей души прошу прощения. Это случается, только когда он очень крепко спит.
– Это комплимент моим одеялам?
Деймон кивнул:
– Ваш гнев вполне справедлив. Я сейчас вернусь.
Он поклонился, не выпуская спящего ребенка, что, нужно признать, было нелегкой задачей, тем более что розовый рукав парчового камзола был скорее всего непоправимо испорчен.
«Утешает в этой ситуации только одно», – подумала Роберта, когда в комнату по приказу экономки ворвалась стайка молодых горничных. Случившееся подтверждало ее первоначальное мнение относительно того, что от детей одни неприятности.
Это же подтверждала и головная боль, долбившая мозг где-то за правым ухом.
Деймон появился ровно через две минуты и бесцеремонно потянул ее за руку, заставляя встать.
– Пойдемте! – велел он.
– Полагаю, вы никогда не слышали о том, что требуется некоторое время, чтобы проветрить и привести в порядок другую комнату, – съязвила Роберта.
– Миссис Фрисс, здешняя экономка, так мне и сказала. Но мы решили эту проблему.
Они прошли по коридору и оказались в уютной комнате с уже застеленной постелью. Полотняные простыни показались такими манящими, что Роберта едва не свалилась прямо на них.
– Спасибо, – пробормотала она и неожиданно увидела кругленького человечка, спешившего к двери с охапкой мужских вещей в руках.
– О нет! – охнула она.
– О да! – повелительно бросил Деймон. – На этом все, Мартинс. Спасибо.
Мартинс удалился вместе со своей ношей.
– Не могу же я занять вашу комнату… – возражала Роберта, хотя ее покачивало от усталости.
– Можете. Эти матрацы все очень старые и скорее всего набиты шерстью. Ваш, по-видимому, впитал мочу Тедди, как иссушенная земля. Вы не будете спать в этой постели, пока матрац не заменят.
Роберта содрогнулась.
– Вы выглядите больным привидением, – заметил Деймон и, не успела Роберта понять, что происходит, развязал пояс, стащил халат с ее плеч и, игнорируя протесты, плюхнул ее на постель.
– Я чувствую себя кем-то вроде вашего сына, только больше размерами, – пробормотала она, выглядывая из-под одеял.
Деймон уселся на край кровати – что было верхом неприличия – и объявил:
– Вы ничуть не похожи на Тедди.
– Полагаю, за это обстоятельство мне следует благодарить Бога. Почему он оказался в моей комнате?
– Вероятнее всего, отправился на поиски моей и заблудился. Свекровь Джеммы не растрачивала попусту вдохновения, обставляя гостевые спальни: все они совершенно одинаковые.
Роберта обвела стены усталым взглядом. И точно, по бордюру маршировал герб Бомонтов, а напротив кровати висела картина, ужасно напоминавшая Юдифь с головой Олоферна.
Девушка зажмурилась.
Он поцеловал ее так быстро, что, возможно, это был сон.
Очень возможно.
12 апреля
Первый день матча Вильерс – Бомонт
Бомонт-Хаус
На следующий день, с раннего утра, Бомонт-Хаус бурлил, как пруд с морскими креветками, одетыми в бархатные камзолы и в туфлях на высоких каблуках. Единственная проблема состояла в том, что обитатели дома были не в состоянии принять гостей.
Герцог покинул дом едва не на рассвете, спеша на встречу с Питтом и палатой лордов. Тедди проснулся в семь утра. Деймон очнулся ровно настолько, чтобы подтолкнуть сына в направлении горничной, после чего снова рухнул на постель. Тедди отправился на кухню, а оттуда – в маленький сарай, где садовник хранил лопаты и жила кошка с котятами. Роберта приоткрыла глаза в девять, невнятно застонала и снова заснула. Джемма была одной тех из немногих, кому требовалось всего пять часов сна, но из принципа не покидала своей комнаты раньше трех пополудни. Кроме того, на прощание Филидор дал ей книгу итальянского шахматиста Греко, и теперь она изучала задачи, находя их на удивление несложными.
В результате цветы складывали в гостиной герцогини да тех пор, пока из-за обилия увядающих букетов вся сцена не стала напоминать королевские похороны. Экипажи подъезжали и уезжали так часто, словно здесь свершалось паломничество к некоему аптекарю, продававшему чудесный эликсир для увеличения женской груди всего за несколько приемов.
Наконец герцогиня решила, что начнет принимать гостей.
– Пусть двое поднимутся сюда, – велела она Брижитт.
– Герцог Вильерс не стал дожидаться и оставил карточку, – сообщила камеристка.
Джемма подняла дорогую гравированную карточку, столь же элегантную, как и ее владелец. И почерк – никакого сравнения с неразборчивыми каракулями Элайджи!
«В любое время, когда вам будет угодно», – гласило послание.
Как мило! И текст отличается определенным отсутствием рвения, которое было бы весьма привлекательным в джентльмене, с которым собираешься завести роман…
Но Джемма тут же одернула себя. Разумеется, все это одни лишь дурацкие мысли, не более. Разве не она обещала мужу оставить безумства в прошлом? Более того, поскольку Элайджа не давал обещаний относительно своей любовницы, она решила наставить Вильерса на путь добродетели, пусть и усеянный острыми камнями.
Вздохнув, Джемма протянула карточку Брижитт.
– Шесть часов. И добавь, что он может остаться на ужин. Да, и пошли записку леди Роберте, с тем же сообщением.
Слуги, разумеется, начнут сплетничать, но слуги всегда и все знают, так что Джемма не видела причин осторожничать.
– Да, Брижитт, еще одно…
Стоявшая у порога камеристка обернулась. Джемме она казалась самой изящной француженкой из тех, кто пребывал на берегах Британии. Иногда, по мнению герцогини, она одевалась даже с большим вкусом, чем госпожа.
– Помнишь тот плащ, которым ты так восхищалась?
Брижитт стиснула руки:
– Тот синий, ваша светлость? С черным кружевом?
Джемма, дрожа от возбуждения, улыбнулась камеристке:
– Он твой, в обмен на небольшое одолжение. Придется им время стать кем-то вроде шпионки, что, я уверена, тебе очень понравится.
– С удовольствием! – воскликнула Брижитт. Глаза ее сияли.
– Вильерс приедет, чтобы сыграть со мной в шахматы. Его, естественно, будут сопровождать лакеи.