– Это невозможно.
– Нас могут увидеть!
Но его рука продолжала ласкать ее.
– Я задернул портьеру, думаю, сюда вряд ли кто-то сунет нос, – постарался успокоить жену Флетч.
Поппи оглянулась – действительно, он предусмотрительно задернул портьеру малинового бархата, и они оказались, по сути, в маленькой комнатке с окном, за которым простирался огромный заснеженный мир. Голоса гостей теперь слышались приглушенно, как будто тоже пробивались сквозь снежную пелену.
– В любой момент кто-нибудь может отдернуть штору! – не унималась Поппи.
Рука Флетча накрыла ее грудь, большой палец стал грубо ласкать сосок, пока Поппи не начала сладострастно извиваться в его объятиях.
– Они же не дураки, – проговорил герцог низким, напряженным от страсти голосом и начал легонько покусывать ее – Ухо, шею, плечо…
– Ты ведешь себя как животное.
– Это потому, что во мне кипит животная страсть.
– Тебе известно, что лошади покусывают друг друга во время ухаживания?
– Никогда не изучал этот вопрос.
– Я прочла об этом в книге, – ответила Поппи, снова содрогаясь от сладострастия.
Свободной рукой герцог начал поглаживать ее между бедер, и вскоре Поппи стала задыхаться, хватая ртом воздух.
Она подняла глаза и увидела себя с Флетчем в темном оконном стекле – ее голова лежит на его плече, он неистово целует ее в шею, пряди черных волос упали ему на лицо, сильные руки ласкают ее тело так, словно играют на каком-то небывалом инструменте, извлекая из него музыку любовной неги – сладострастные стоны, всхлипы, вскрики… Он стал более настойчив, и Поппи, вконец обессилев от страсти, уже только всхлипывала.
Не прекращая ласк, Флетч чуть повернул жену к себе и припал к ее губам.
– Флетч, хватит! – шепотом взмолилась Поппи. – Кругом же люди…
– Тише, дорогая! Все ушли в столовую обедать.
Только теперь она осознала, что приглушенный шум голосов исчез и в полной тишине до нее доносится лишь ее собственное тяжелое дыхание.
Флетч поднял вверх ее юбки – в темном стекле отразились две бледные изящные ножки. Отвернувшись от своего отражения, герцогиня запустила руки под камзол мужа и вытащила рубашку из брюк. Нужно действовать! Женщина не должна вести себя как тряпичная кукла.
– Нет, дорогая, – прошептал Флетч. – Теперь моя очередь.
Одно движение его руки – и Поппи чуть не задохнулась от наслаждения.
– Нет, не так, – пробормотала она через минуту, когда смогла говорить.
– Я не могу здесь раздеться, – возразил он.
– Но ты раздеваешь меня!
Подняв ей платье еще выше, до талии, Флетч прижал жену к стеклу. Поппи ахнула – сочетание тепла и холода придало ощущениям особую остроту. Флетч принялся ласкать языком и целовать ее шею, подбородок, ямочки под скулами и, наконец, рот. Он был неистов и нежен одновременно, он брал и тут же отдавал, при этом его рука ни на миг не останавливалась, держа заданный ритм, который заставлял Поппи извиваться, прижиматься к холодному стеклу, всхлипывать…
В ней разгорался костер, искры которого поднимались все выше и выше, пока сердце не начало биться в унисон с движением его пальцев. Это движение стало ускоряться, пока наконец Поппи не прижалась к Флетчу, всхлипывая и содрогаясь всем телом. Он обнял ее, гася дрожь, заглушая поцелуем вскрик.
Придя в себя, Поппи спросила:
– Я не очень громко кричала?
– Что? – недоуменно, с хрипотцой в голосе переспросил Флетч. Похоже, он и сам еще не вполне пришел в себя.
Она понимающе улыбнулась:
– Это была моя очередь или твоя?
– Моя, – ответил он.
– А когда будет моя?
– Может быть, прямо сейчас?
Поппи показалось, что Флетч, с лица которого еще не сошел румянец любовного волнения, немного нервничает. Ее же затопило ощущение блаженства.
– Давай поднимемся наверх, – предложил он, – раз сейчас твоя очередь.
– Нет, – со счастливой улыбкой откликнулась Поппи. – Чего бы мне сейчас хотелось… – Она замолчала, капризно выпятив нижнюю губку. Это был еще один прием из арсенала французских обольстительниц, и Поппи прибегла к нему, потому что ей очень хотелось вновь увидеть страсть в глазах Флетча. – Давай лучше выйдем на свежий воздух.
– Ты хочешь гулять? – помрачнел он.
– Мы сможем вернуться в постель и позже, Флетч.
– Не могла бы ты называть меня по имени?
– Но, Фл… гм, а как твое имя?
– Ты не знаешь, как меня зовут?
Поппи задумалась, но так и не вспомнила. Однако никакого смущения или угрызений совести не ощутила.
– Понимаешь, мама всегда требовала, – объяснила она, – чтобы я называла тебя по фамилии – Флетчер. Ее не устраивало даже обращение «Флетч», а уж если бы я вдруг начала обращаться к тебе по имени, она бы просто упала в обморок от ужаса.
– Ненавижу ее! – мрачно выпалил Флетч.
– Мама настаивала, чтобы я ни в коем случае не возвращалась к тебе, пока ты не заведешь любовницу. Она говорила, что я не должна постоянно служить твоим плотским утехам.
Он схватил ее и прижал к себе.
– Забудь этот кошмар, дорогая, я не хочу больше о нем слышать! Отныне прошлое не имеет к нам никакого отношения. Мы должны думать только о том, что нужны друг другу.
– Вот как? Зачем же ты мне нужен?
– Чтобы служить твоим плотским утехам, конечно, – улыбнулся он, целуя ее волосы. – И еще… – Он проговорил что-то, она не сразу поняла что, а когда поняла, то у нее радостно екнуло сердце.
Поппи тоже было что сказать.
– Я не могу все время изображать француженку, Флетч, – призналась она. – Поэтому, боюсь, ты скоро ко мне охладеешь.
– Что ты, дорогая, никогда! – горячо воскликнул он, и в его глазах блеснули огоньки.
У Поппи от волнения задрожали губы, но, раз уж пошел такой разговор, она собиралась высказаться.
Нет, в конце концов он, конечно, охладеет к ней, но они обязательно должны сохранить теплые отношения, иначе ее сердце будет навсегда разбито. Она не могла потерять Флетча – чуть раньше, глядя на свое отражение в оконном стекле, она со всей ясностью поняла, что любит мужа и, что бы ни случилось, будет любить до конца своих дней.
– Я только хочу сказать: если это произойдет, мы могли бы остаться друзьями, Флетч, и я…
– Пожалуйста, не зови меня так.
– Как же мне тебя звать?