– Джон.
– Как?
Какое простое, внушительное, респектабельное имя! Оно совершенно не вязалось с прежними представлениями герцогини об утонченном и экстравагантном моднике-муже. Она с любовью оглядела его – волосы после любовной игры были взъерошены, но камзол сидел отменно, как всегда, и даже измятый галстук смотрелся очень мило, как будто так и надо. Нет, не зря Флетча считали законодателем мод!
– Значит, тебя зовут Джон? – радостно улыбнулась Поппи.
Не понимая, чему она улыбается, он бросил на нее такой сердитый взгляд, что герцогиня прыснула со смеху.
– Ты сказала, что сейчас твоя очередь, помнишь? – раздраженно заметил Флетч.
Поппи ликовала. Ну конечно же, он – Джон! Это имя идеально подходило ее любимому, такому крепкому, надежному, вдумчивому, благородному, искреннему и верному в любви, хоть и слишком экстравагантному для англичанина.
– Я люблю тебя, Джон, – сказала герцогиня и с нежностью погладила его по щеке.
Флетч улыбнулся, хотя в его взгляде читалось некоторое сомнение.
– Ну хорошо, раз тебе хочется на свежий воздух, пойдем прогуляемся, – сдался он и принялся ее целовать.
Поппи стоило большого труда освободиться из его объятий, но в конце концов он последовал за ней вниз, в холл.
– Я не хочу выходить, там холодно и идет снег. Сейчас сочельник, наконец! – струсив в последний момент, канючил Флетч. – Нас примут за сумасшедших!
Судя по лицам лакеев, провожавших на прогулку молодую герцогскую чету, так оно и случилось.
– Ты говорил, что сейчас моя очередь, – возразила Поппи.
– Но я имел в виду совсем другое место!
– Видишь ли, мне никогда не разрешалось выходить из дому в снегопад.
– И это было очень разумно! – с досадой бросил герцог, принимая от дворецкого пару меховых перчаток.
– Надеюсь, сэр, вы не потеряетесь в заснеженном парке? – напутствовал его Блант, вручая небольшой фонарь.
– Вот-вот, слышишь, Поппи? Мы можем потеряться, увязнуть в снегу, и нас найдут только весной!
– Не волнуйся, снегопад почти закончился, – деловито заметила Поппи. Она тоже взяла фонарь и кивнула лакею, который открыл перед ними массивную входную дверь.
Вырвавшийся из дома сноп света осветил землю – укутавший ее снег походил на сахарную вату.
Поппи легко, словно танцуя, двинулась вперед, и Флетчу пришлось последовать за ней.
– Я отправлю лакеев на поиски, если вашей светлости и герцогини не будет через час, – объявил дворецкий.
Флетчу вдруг пришла в голову мысль, что они с Поппи могли бы отыскать какой-нибудь теплый амбар и проверить на практике слова мисс Татлок о том, что в рождественскую ночь животные обретают дар человеческой речи. И еще они могли бы… Ведь скоро его очередь, в конце концов!
– Через два часа, Блант, – уточнил он.
Его снедало ненасытное, просто безумное желание. Ах, утащить бы Поппи наверх, бросить на постель и любить ее, сколько хватит сил! Эта мысль настолько распалила герцога, что он забыл про холод. Поппи, как и следовало ожидать, влезла в самый снег и направилась по кромке парка вдоль стены дома с явным намерением свернуть за угол.
– Подожди меня! – закричал герцог и бросился за ней, стараясь ступать в ее следы. Снег, должно быть, доходил ей до колен, и правила приличий требовали, чтобы первым шел мужчина. Но Флетч решил предоставить эту честь жене, если уж ей так захотелось гулять по снегу.
К его удивлению, Поппи довольно быстро двигалась вперед. Он же тяжело брел по ее следам, стараясь не отстать и думая только об ее бедрах – какие они мягкие, гладкие, белые. И как она всхлипнула прошлой ночью, когда он начал их легонько покусывать. А когда он передвинулся повыше, она начала…
Нет, он решительно отказывался верить, что нынешняя Поппи – та самая ледышка, с которой он несколько лет занимался любовью. «Что с ней произошло, почему она так изменилась?» – пришла ему в голову тревожная мысль. Совсем недавно, несколько месяцев назад, Поппи лежала с ним в постели холодная, равнодушная, а сейчас ледышка тает в его руках, вскрикивая от наслаждения. И если бы он использовал какие-то новые приемы, эту перемену можно было бы как-то объяснить, но ведь ничего нового он не делает… Размышляя, Флетч замедлил шаг, Поппи же завернула за угол и скрылась из виду. «Не появился ли у нее какой-нибудь самозваный учитель?» – подумал герцог, но сразу отмел эту мысль: он знал, что Поппи ему верна. Кроме того, возле нее просто не было других мужчин, если не считать, конечно, хилого натуралиста доктора Лаудена. Но симпатия к нему Поппи носила совсем другой характер – она любила помыкать беднягой, посылать ему перегруженные научными терминами письма о беличьих лапках и прочем вздоре.
Значит, причина разительной перемены не в появлении другого мужчины. Тогда в чем же?
«Во всяком случае, не в моей привлекательности», – размышлял Флетч. За четыре года брака Поппи видела его во всей красе множество раз, но с ней не происходило ничего подобного.
Внезапно его размышления прервал женский крик, и герцог бросился вперед. За углом дома он увидел жену, тыкавшую палкой под разлапистые нижние ветви огромной пихты.
– Что ты делаешь, Поппи?! – воскликнул герцог.
В ночной тиши его голос, вероятно, приглушенный снегом, прозвучал на удивление тихо. Странно, но Флетч больше не чувствовал холода. Ярко освещенная громада герцогского дворца заливала окрестности золотым сиянием. Флетч и Поппи были совершенно одни – кроме них, никто не желал покидать теплый кров и бродить по колено в снегу.
– Иди сюда! – помахала фонарем Поппи. – Под деревом должно быть, обитает какое-то животное.
– Ну конечно, медведь, не иначе, – простонал герцог. Тащась к жене по сугробам, он представил себе, как она озябла, сколько снега налипло на ее подол, и у него заныло сердце от жалости и нежности.
– Нет, что ты, какой медведь, – успокоила его жена. – Следы гораздо меньше медвежьих. Посмотри сам!
Посветив фонарем, Флетч увидел на снегу две пары маленьких следов – сначала продолговатые покрупнее, потом два круглых поменьше.
– Да уж, это не медведь, – ухмыльнулся он.
– Наверное, какой-нибудь английский опоссум, – хихикнула Поппи. Ее лицо светилось от радости.
Герцога разобрал такой смех, что он долго не мог успокоиться.
– Эх ты, натуралистка! – наконец проговорил он, отсмеявшись. – Не догадалась, чьи это следы!
Поппи недоверчиво покосилась на мужа, потом опять взглянула на следы…
– Господи, да это же кролик! – выдохнула она. – Под деревом у него, должно быть, нора!