— Похвальное намерение, — отозвался Вильерс.
— Как только вернусь домой, сразу напишу, положу в нижний левый ящик стола и запру. Отдашь, когда придет время?
Ответ прозвучал сквозь стиснутые зубы:
— Да.
— Необходима еще хотя бы неделя, — рассуждал вслух Элайджа. — Представляешь, мы ведь до сих пор не встретились в спальне. Хочется доставить Джемме радость. Невыносимо думать, что она будет бояться, как бы я не отдал концы в самый ответственный момент.
— Ты гораздо крепче отца. Вспомни, он всегда был массивным.
— Точнее, толстым, — поправил Элайджа.
Можно предположить, что избыточный вес отрицательно сказывался на выносливости. — Вильерс откинул голову на бархатную спинку сиденья и закрыл глаза.
— Кажется, ты все-таки устал, — заметил Элайджа.
— На моем месте любой бы устал. — Вильерс самоуверенно улыбнулся.
— А именно?
— Считаю, что не имеет смысла спать, если партнерша полна энергии и жаждет продолжения.
Элайджа насмешливо поднял бровь:
— Должно быть, особа чрезвычайно энергична.
— Ее зовут Маргерит. Вдова, примерно соблюдающая траур по пожилому супругу — так, во всяком случае, считает ее семья. Родственники принуждают бедняжку по два часа в день молиться у могилы.
— О Господи!
— Она утверждает, что после моих визитов кладбище выглядит не столь унылым, — пояснил Вильерс.
— Будь осторожен! Едва закончится траур, вдовушка захочет выйти за тебя замуж.
— Нет.
— Они все о тебе мечтают. — Голос Элайджи оживился. — Еще бы, сам могущественный герцог Вильерс! Один из богатейших людей королевства, умеющий ловко увернуться от венца. Ты бросаешь вызов и тем самым ставишь себя в самую опасную из всех возможных позиций.
Леопольд молча пожал плечами.
— Надеюсь, ты не страдаешь по бывшей невесте — той, которая сбежала с братом Джеммы?
— Ничуть. Хочу получить то, что имеешь ты.
Наступило тяжелое молчание: искреннее признание обязывало.
— Знаю, — мрачно выдохнул Элайджа.
— Не Джемму, — уточнил Вильерс, — но такую же красавицу и умницу, да еще, чтобы смотрела на меня так же, как герцогиня смотрит на тебя. Если бы судьба послала нечто подобное, пусть даже на один-единственный день, можно было бы умереть счастливым.
— Боже милостивый! — взмолился Бомон. — Я…
— Ну, так не позволяй ревности превращать себя в идиота! — прорычал Вильерс.
— О Господи! — повторил Элайджа.
Тишина продолжалась до тех пор, пока экипаж не остановился перед особняком Бомона. Только сейчас Вильерс поднял тяжелые веки и посмотрел на друга.
Ты просил меня продолжать ухаживания, чтобы оказаться рядом после твоей смерти. Так вот, прошу освободить меня от данного слова. Я люблю герцогиню, но не так, как ты предполагал.
Его слова звучали спокойно, уверенно и касались сердца подобно целительному бальзаму.
— Значит, ты меня простил?
— О каком из бесчисленных грехов ты говоришь? — не скрывая сарказма, уточнил Леопольд.
— О том, что в юности я украл у тебя Бесс… о том, что отвернулся от тебя.
— О нет, ни за что! Готов оплакивать потерю девушки из бара до конца своих дней!
Элайджа с подозрением прищурился.
— Ты всегда был глупцом, — подытожил Вильерс и снова закрыл глаза.
— Будь осторожен, — предупредил Элайджа.
— С чего бы это?
— Тебе я тоже оставлю письмо. — Заметив на лице друга возмущенное выражение, герцог Бомон рассмеялся.
В тот же день после полудня
— Куда мы направляемся? — осведомился Элайджа, помогая жене подняться в экипаж. Судя по весьма скромному кринолину и отсутствию парика, визит предполагался не в светскую гостиную.
Джемма, должно быть, решила забыть о вчерашней сцене и лукаво улыбнулась:
— Секрет. Я уже предупредила Маффета о нашем маршруте.
Когда карета прибыла на место назначения, Джемма предпочла первой спуститься на тротуар. Элайджа спрыгнул следом и осмотрелся: в этой части Лондона ему еще не доводилось бывать.
Аромат сирени напоминал об уютном сельском саде, и стояли они перед высокой стеной — вернее, перед маленькой зеленой калиткой в высокой стене, сложенной из круглых камней и песка еще при Генрихе Четвертом, а может, и раньше.
Герцог вопросительно взглянул на жену, но давать разъяснения Джемма явно не собиралась. Пока лакей дергал веревку колокольчика, они стояли молча и полной грудью вдыхали неизвестно откуда прилетевший сладкий запах. Наконец калитка открылась и показался маленький монах в белых домотканых одеждах — явление интересное и неожиданное.
— Как вы просили, ваша светлость, — с поклоном произнес монах, — бассейн готов.
Джемма шагнула к калитке.
— Большое спасибо, брат.
Седая голова исчезла.
Элайджа схватил жену за руку.
— В Англии нет монахов! — прошипел он. — Я точно знаю, что Генрих Восьмой с ними покончил.
Джемма улыбнулась:
— Это не монах, он просто так выглядит.
— В таком случае кто же?
Она потянула мужа внутрь. За старинными стенами прятался большой грязный двор, когда-то вымощенный, но теперь заросший травой и чахлыми сорняками. Огромный куст сирени раскрыл нежные соцветия, радостно приветствуя приход весны. Здесь же выпустил зеленые стрелки дикий чеснок: острый, пряный запах лишь подчеркивал непобедимый волшебный аромат.
Калитка закрылась. В противоположном конце двора до уровня второго этажа возвышались прямоугольные колонны. Крыша исправно исполняла свои функции и лишь справа напоминала старинные развалины.
«Монах» исчез в лабиринте колонн. Для пожилого человека двигался он с завидной энергией.
— Пойдем. — Джемма взяла за руку.
— Где мы? — В голове у герцога крутились смутные воспоминания, но цельная картина никак не складывалась. Ласточки носились между колоннами, ныряли под крышу и появлялись вновь уже с другой стороны.
— Это римский balineum, — пояснила Джемма.
— Бани, — сообразил Элайджа. — Термы. Разве они не разрушены давным-давно? И не развалились от времени?
— Как видишь, уцелели.
— И что же мы будем делать?
— Бассейн здесь. — Она уверенно повела мужа между колоннами, свернула направо и зашагала по растрескавшемуся голубому полу, когда-то выложенному мозаикой. С одного обломка неожиданно посмотрели серьезные глаза, на другом мелькнул хвост льва.