Странно это.
Ему нужно поговорить с Полиной Светловой. Срочно. Ему нужно, чтобы она слушала, заправляла за ухо волосы, перебивала его, а он чтобы все время пытался заглянуть за ее очки, вот тогда все будет правильно!
А этой он все-таки назначит свидание – уж больно хороша!
– Лера, а что за девушка у него была?
– У кого? – изумилась Лера. – У Феди?! Девушка?! Господи, что вы говорите?!
– А что такого я сказал? – не понял Троепольский. – Или что, Федя Греков был тайный гомосексуалист?
– У него не было никаких девушек!
– Лер, на моей памяти их сменился десяток, – нетерпеливо сказал Троепольский. – Вы ничего не замечали?
– Нет, просто это… никакие не девушки. У него были какие-то связи, но… так, очень временные.
Это Троепольский и сам знал.
– То есть всерьез он ни с кем не встречался?
– Сколько вам лет, Арсений?
– Двадцать девять.
– Вы женаты?
Он покачал головой.
– Ну конечно.
– Почему “конечно”?
– Вы же помешаны на работе, Федя так говорил. А сам он не просто был помешан на работе, он жил только для того, чтобы работать! Какие там… девушки! Кроме того, мужчине определенного возраста трудно менять привычки. Он значительно старше вас и холостяк с головы до ног. Вряд ли он смог бы завести семью.
“У него уже была семья, – подумал Троепольский. – Некоторая часть этой семьи сидит сейчас передо мной. Мама не работает, тетя ухаживает за бабушкой, а девочке к двадцатилетию нужна была машинка. Ни для какой другой семьи не было ни времени, ни денег – конечно же”.
– Мама рассказывала, – продолжала Лера, – что у него была в молодости какая-то очень печальная история, и после этой истории…
– Не говорите ерунды, – перебил Троепольский довольно сердито. Ему было жаль Федю, за которого все решили. – У всех в молодости были печальные истории. Они не имеют никакого отношения к жизни.
– И у вас была? – вдруг спросила Лера.
– И у меня была, – соврал он. Просто так соврал, чтобы походить на “байроновского героя” – что за герой без печальной истории вначале!
– Но если его убили не из-за работы, значит, на него напали бандиты. Напали и убили.
Троепольский знал совершенно точно, что бандиты ни при чем, и работа ни при чем, что-то совсем другое убило Федю Грекова – ненависть, зависть, может быть, сумасшествие?..
Но чье?! Чье?!
– Вы… скажете мне, если что-то узнаете?
– Вы оставите мне телефон? Раз уж не оставили Марату?
Она улыбнулась – снова специальной улыбкой, – вынула ручку, крохотный, очень дамский блокнотик, умиливший Троепольского своей женственностью, и записала номер.
* * *
Он вернулся на работу, когда сумерки уже синели над Тверской, и от разноцветных огней небо казалось темнее и ближе, а в переулках была весна – лужи, хрусткий ледок, запах тающего снега и мерзлой воды. В лужах отражались холодное перевернутое небо и голые ветви деревьев.
Он заезжал в МТС на Дмитровку и долго маялся там в очереди, злился, и жарко ему было, и нетерпение одолевало, но он все-таки выстоял и получил то, что ему требовалось.
– Варвара! – крикнул он, едва открылась толстая металлическая дверь и охранник пропустил его внутрь, в привычный яркий мир родной конторы – фотографии и плакаты на стенах, длинный коридор, застланный серым ковром, запах кофе и сигарет. – Варвара, найди мне Светлову! И Сизова, если он еще не уехал! А если уехал…
Тут из секретарской комнаты показалась Шарон Самойленко. Вид у нее был довольно кислый.
– Вам чего?
Этот неожиданный вопрос так поразил Троепольского, что он замер, будто лбом стукнулся в стену, даже куртку до конца не стянул.
Про Шарон-то он позабыл. Начисто.
– Мне Светлову. И Сизова найдите.
– Григорий Ильич уехали.
– Я не сказал – “пригласите”, – произнес Троепольский любезно. На Шарон Самойленко он старался не смотреть, от греха подальше. – Я сказал – “найдите”. Вы понимаете слова? Или не очень?
– Я-то понимаю, – решительно ответила Шарон, – только там, где я раньше работала, было гораздо компетентнее в смысле моральных норм!
Троепольский вытаращил глаза. Куртка упала на пол.
– А ваши трудящиеся сотрудники сидят целый день в полном отрыве в смысле горячей пищи. А потом с меня требуют сухомятки, а я квалифицированный работник, а не буфетчица! Если вы, как руководство, этот вопрос не обеспечиваете, то я, как представитель трудящихся, ставлю ребром.
Троепольский с силой выдохнул. Его новая секретарша величественно приблизилась, покачивая костлявыми бедрами – он подался от нее назад, – нагнулась, подняла его куртку, зачем-то отряхнула и перекинула через руку, как лакей в пьесе Островского “Бешеные деньги”. Перекинувши, Шарон поглядела на шефа и сказала с отвращением:
– Надо нормальный пищеблок наладить. А от вашего кофейного духа головокружение идет и трещит что-то. Организм у меня тонкий на предмет давления в сосудах. Или опять вам кофе подавать?
Несколько секунд Троепольский думал, что ему делать дальше, а потом захохотал. Хохотал он долго и с чувством.
– Светлову позовите, – сказал он, перестав хохотать. – Найдите Сизова и соедините меня с ним.
– Вам звонил город Челябинск по делу, – проинформировала его Шарон. – Фамилие, кажется, Хромов.
Уралмаш хочет получить свой сайт. Ну, конечно же.
Сайта нет, даже следов никаких, словно и не было его вовсе, хотя три дня назад он был почти совсем готов.
– Что вы ему сказали?
– Сказала, что вас нет по причине отсутствия. А они сказали, что позвонят вам на мобильный.
– Когда?
Шарон пожала плечами.
– Про это не говорили.
– Я буду в кабинете Грекова. Светлова пусть придет туда.
– А милиция сказала, чтобы мы там ничего не трогали в смысле бумаг и обстановки.
– Какая милиция? – не понял Троепольский.
– Какая звонила! Звонила милиция и сказала, что в кабинете покойника ничего без ихнего спросу брать нельзя. В смысле бумаг и обстановки вещей. Сказали, что завтра приедут утречком и все посмотрят, что имеет, а что не имеет.