Рыжие псы войны | Страница: 16

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Тут стояли шатры и юрты, от маленьких, в каких едва ли можно поместиться вдвоем, до громадных, где могли бы сразиться между собой два десятка нукеров. Это был настоящий город — временный, но от этого не становящийся менее шумным, живым и интересным.

Айн видел шатер цирюльника, рвущего зуб у коренастого варвара, что сидел неподвижно, несмотря на боль. Видел юрту с девушками, которые хоть и не обнажались так, как это делали такие же дамы в Жако, но глядели весьма зазывно и — в чем-то — пугающе.

Были здесь чайхана и шатер шамана, располагались на отшибе торговцы лошадьми и овцами.

Кир нашел купца, выглядевшего богаче других, и купил у него для себя хорошую куртку и кожаные шаровары, а также легкую кольчугу.

— Мне надо показаться темнику человеком серьезным, чтобы остаться в его тумене, — пояснил он. — Хороших десятников всегда мало — простых нукеров женщины каждый год рожают, а десятника еще вырастить надо. А потом он умрет в первом же бою или станет сотником — и кого на его место ставить? А тут я, с вестями из ставки хана.

— Ты не говорил, что стало с твоим десятком, — поинтересовался Дайрут.

— Мой покровитель дал мне несколько советов, — честно ответил Кир. — И в бою мои нукеры полегли, а я выжил. Мне нельзя было оставить их в живых — они слишком много знают обо мне, о моей семье.

Дайрут кивнул.

Они говорили о врагах, о тех, кто стоял с другой стороны, когда Айн Рольно стоял у шпиля Цитадели и смотрел на битву.

Но для него хладнокровное убийство тех, кто доверил тебе вести себя в бой, выглядело слишком подлым, и как бы Кир ни помогал ему, что бы для него ни делал — родным он для него не станет никогда.


Темник Вадый восседал на троне, искусно сделанном из дерева, но невысоком и едва подходившем для его основательной задницы. На вид темнику было лет пятьдесят, но при этом он не усох, как большинство кочевников к этому возрасту, и не расплылся, как это бывало с горожанами.

Перед Вадыем, между четверкой его телохранителей, стоял Кир, ожидая, когда хозяин тумена прочтет послание от родича, бывшего тысячником в войске хана Разужи.

— Хорошие вести принес ты, Кир, — бросил темник. — И потому не хочу я тебя наказывать. Но мой кровный брат пишет, что весь твой десяток погиб и битве, а сам ты остался жив, и потому он послал тебя ко мне, чтобы я посмотрел — могу ли что-нибудь сделать с тобой или проще тебя убить?

— Мне дали необученных мальчишек, о темник! — поклонился Кир. — Они искали смерти, а я виновен лишь в том, что оказался слишком стар для того, чтобы суметь их удержать.

— У меня не хватает десятников, — мрачно сказал Вадый. — Но дать тебе воинов? Нет уж. Ты возьмешь тех, кто никому не нужен. Слабых, глупых, старых, как ты. И вы будете копать ямы — для трупов, для мусора, для дерьма. У меня большой лагерь, и мне нужно много ям. А если ты не справишься, то в одной из них твой новый десяток зароет тебя.

Дайрут видел перед глазами отца, вонзающего меч в ребенка, и думал о том, как будет убивать темника Вадыя — седого дородного мужчину лет пятидесяти, чьи предплечья были в обхвате как его собственная талия, а голова напоминала котел, из которого можно накормить десяток солдат.

Эти мысли чуть-чуть охлаждали ярость, кипевшую внутри Дайрута.

— Эй, ты! — заорал темник, указывая на него. — С бешеными глазами! Иди сюда!

Приемный сын отошедшего в сторону Кира легко одолел расстояние, отделявшее его от трона. Ему не было страшно, в голове крутилась мысль о том, что убить темника сейчас — провалить все дело.

— Ненавидишь меня? — спросил Вадый негромко. — Я вижу в тебе сталь. Как тебя зовут?

— Дайрут Верде, — так же негромко ответил парень.

— Стесняешься имени? Оно странное.

— Меня зовут Дайрут Верде! — яростно заорал Дайрут.

Темник расхохотался, мельком взглянул на старика Кира и вновь вернулся к забаве.

— Судя по акценту, ты из какого-то дальнего племени, — сказал Вадый. — Из лука стрелять умеешь? Меч в руках держал? Убил уже хоть одного врага?

На каждое подтверждение Вадый широко улыбался.

— Как думаешь, много здесь бойцов, равных тебе? — спросил он.

Дайрут хотел сказать, что он не знает, но вспомнил уроки Кира и выкрикнул:

— Я — лучший!

— Хорошо учат держать себя в дальних родах, — улыбнулся темник. — А сколько тебе лет?

— Шестнадцать, — солгал Дайрут.

— А вот счету тебя учили плохо! — Окружающие засмеялись. Дайрут и впрямь не выглядел даже на свои четырнадцать, почти пятнадцать. — Пойдешь гонцом ко мне, станешь Рыжим Псом.

Он не спрашивал — а утверждал.

Парень уверенно кивнул и, лишь когда Вадый отвернулся, посмотрел на Кира.

Старик довольно улыбался — план его покровителя работал, а значит, он получит все, чего желает.

* * *

В большой конторе с высоким потолком все было сделано богато и неброско. Узоры на мебели из розового дерева выточены аккуратно и тонко, шелк занавесей казался невесомым и полупрозрачным, со вкусом подобранные немногочисленные украшения стояли и висели в нужных местах.

Вот только настроение хозяина конторы, распорядителя игр на Арене Тар-Меха, совсем не соответствовало обстановке.

Мартус Рамен был в гневе — его родной город, великий и вольный, притягивающий как магнит деньги, героев и красивых женщин, оказался вдруг отрезан от старых торговых путей!

Перестали приходить шелка и мифрильные доспехи из Империи Десяти Солнц, словно взбесились кочевники, поставлявшие раньше овец и шкуры. Но самое страшное — сгинули алые капли, которые добывали из черных горных слез женщины одного из племен варваров.

В небольшом количестве алые капли — или «алка» — помогали избавиться от хандры и давали ровный, приятный сон. Но разбавлять легким вином драгоценную жидкость, чтобы принять как лекарство, могли только глупцы.

Разбавленное снадобье достать легко — да только вот толку от него нет.

Мартус закапывал чистую алку в глаза, что почти мгновенно давало ему необычайную ясность разума и умение думать так, чтобы просчитывать ходы друзей и врагов на полгода вперед.

Виновником беспорядка в торговых делах был некий хан Разужа, один из сотни немытых детей одного из сотни мелких правителей степи. Рамен знал всю историю: хан уничтожил свою семью, склонил под свое начало окрестные рода и начал войну — из тех, что бывают не чаще раза в век, а то и два.

— Сын блудливой кобылы! — выругался Мартус, ударяя кулаком по шелковой скатерти.

Ему тяжело было держать себя в руках — алка закончилась, а ни один из десятка посланных на розыски капель героев пока не вернулся.

Мартус Рамен стиснул кулаки, тяжело дыша, и так просидел некоторое время. Затем собрался, резко встал и, расправив складки сиреневом камзоле распорядителя игр, распахнул дверь.