Сросшаяся обратно правая рука Красного Короля метнулась вперед в попытке вонзить обсидиановый нож мне в горло.
Моя левая рука бросила посох и перехватила его запястье. Я остановил нож в дюйме от моего горла, и глаза его округлились, когда он почувствовал мою силу.
Его левая рука вскинулась, чтобы стиснуть мне горло.
Я выставил вперед большой и указательный пальцы правой руки, и на их кончиках с хрустом выросли заостренные, кристально-прозрачные сосульки.
Я вонзил их ему в черные, бездонно-черные глаза.
А потом швырнул в руку заряд огня Души и выкрикнул:
— Fuego!
Огонь жег, и шпарил, и рвал, и король Красной Коллегии, древнейший вампир, отец и творец своей расы, визжал от боли. Визжал так громко, что повредил мне барабанную перепонку, добавив новый вид боли в мою обширную коллекцию.
И когда Красный Король завизжал, все до единого вампиры его Коллегии завизжали вместе с ним.
Стоя вплотную к нему, я почти ощущал это — энергию его воли, зовущую их к себе во что бы то ни стало. Но даже если бы я не касался его, внезапный хор голосов на улице дал бы мне знать об этом.
Вампиры накатывали на пирамиду роем, ураганом, и ничто на земле не помешало бы им прийти на помощь своему королю. Его хватка на моем горле ослабла, и он отшатнулся от меня. Мои пальцы выдернулись из его глазниц, и я обеими руками перехватил его правое запястье. А потом, крича от ярости, одев его руку в лед, я сломал ее пополам выше запястья — и поймал кинжал в воздухе, прежде чем он успел упасть на пол.
Освободившись, Красный Король сделал несколько неверных шагов прочь от меня. Даже ослепленный и обезумевший от боли, он оставался опасен. Энергия, которую он швырял наугад, прожигала дыры в каменных стенах. Алая молния, напоминающая изящный орнамент, угодила в одного из Повелителей и разрубила бьющегося вампира пополам.
Старейший вампир Красной Коллегии визжал от боли, пока океан его подданных надвигался, чтобы захлестнуть нас.
А самый молодой вампир Красной Коллегии припал на четвереньки у тела Мартина, в ужасе глядя на свои руки.
Секунду я смотрел на то, как лопается кожа на подушечках ее пальцев. На моих глазах пальцы ее начали удлиняться, ногти превращались в когти, вздувшиеся мышцы с видимым, даже слышимым усилием рвали стягивающую их кожу. Сьюзен смотрела на них угольно-черными глазами; лицо ее превратилось в кровавую маску. Она стонала, по телу ее пробегала дрожь.
— Сьюзен, — произнес я, опускаясь перед ней на колени.
Храм сотрясался от завывания темных энергий. Я осторожно приподнял ее подбородок.
Она подняла на меня взгляд, измученная, перепуганная, с отчаянием на лице.
— Они идут, — прохрипела она. — Я их чувствую. Снаружи. Внутри. Они идут. Боже мой.
— Сьюзен! — крикнул я. — Вспомни про Мэгги!
Взгляд ее, похоже, сфокусировался на мне.
— Они хотели Мэгги, потому что она была младше всех, — продолжал я ледяным от напряжения голосом. — Потому что ее смерть забрала бы вместе с ней и всех нас.
Она стиснула руками живот, который отвратительно бугрился, перекашивался и содрогался, но глаз с моего лица не сводила.
— Теперь младшая ты, — свирепо шипел я. — Младший вампир во всей проклятой Коллегии. Ты можешь убить их всех.
Она вздрогнула и застонала, и я буквально видел, как раздирают ее противоборствующие желания. Но взгляд ее обратился на Мэгги, и она стиснула зубы.
— Я… не думаю, что я смогу. Я не чувствую рук.
— Гарри! — отчаянно крикнула Мёрфи совсем рядом, за дверью. — Они идут!
Молния расколола небо за стеной, и последовавший за ней удар грома, наверное, зарегистрировали сейсмодатчики на всем континенте.
Какофония магического боя вдруг стихла. Ненадолго — не больше чем на пару секунд.
Сьюзен снова посмотрела на меня глазами, полными слез.
— Помоги мне, Гарри, — прошептала она. — Спаси ее. Пожалуйста.
«Нет! — визжало во мне буквально все. — Это несправедливо. Я не должен делать этого. Никто и никогда не должен делать этого».
Но… у меня не было выбора.
Я сообразил, что уже поднимаю Сьюзен одной рукой. Девочка съёжилась в комок, крепко зажмурив глаза, и времени у меня не оставалось. Как мог осторожно, я столкнул ее с алтаря на пол — тем более, что пронизывавшие храм дикие энергии угрожали ей там в меньшей степени.
Я положил Сьюзен на алтарь.
— С ней все будет хорошо, — сказал я. — Обещаю.
Она кивнула. Тело ее сотрясали конвульсии, с губ срывались стоны. Лицо ее было перепугано, но она кивнула.
Я прикрыл ей глаза левой рукой.
Я прижался губами к ее рту — коротко, осторожно. Рот был соленым от крови и слез, ее и моих.
Я увидел, как губы ее складывают слово: «Мэгги…»
И я…
Я воспользовался ножом.
Я спас ребенка.
Я выиграл войну.
Господи, прости.
Все изменилось в ту ночь, когда погибла Красная Коллегия. Это вошло в учебники истории.
Во-первых, необъяснимое обрушение нескольких сооружений Чичен-Ицы. Разрушить древний город не смогло тысячелетнее наступление джунглей, однако получасовое махалово сверхъестественных соперников, хорошо знающих свое дело, способно разнести по кирпичику целые городские кварталы. Позже это приписали исключительно мощному, но ограниченному по площади землетрясению. Чего объяснить не смогли, так это трупы — многие с зубами, носящими следы стоматологических технологий столетней давности, или сердцами, безжалостно вырванными из груди, или пораженные странными мутациями, вследствие которых кости мало напоминали человеческие. Опознать удалось менее пяти процентов тел — все они принадлежали людям, бесследно исчезнувшим в последние десять или пятнадцать лет. Собственно, такому скоплению пропавших в одном месте тоже не нашли объяснения, хотя выдвигалось несколько теорий — ни одной близкой к истине.
Я мог бы вещать эту истину с горных вершин, но мне поверили бы не больше, чем этой ерунде. Все ведь знают, что вампиров не существует.
Во-вторых, это вошло в учебники в связи с внезапными исчезновениями или убийствами высокопоставленных лиц, бизнесменов и финансистов по всей Латинской Америке. Ответственность за это возложили на наркокартели, даже в тех странах, где их влияние никогда не было достаточно сильным, чтобы прибегать к такой тактике. Военное положение ввели практически везде к югу от Техаса, и в восьми или десяти странах в одну и ту же ночь вспыхнули революции.
Я слышал, природа не терпит пустоты — правда, если это так, я никак не возьму в толк, почему девяносто девять и девять до энного знака процентов Вселенной состоит из вакуума. Но я точно знаю, что правительства его не терпят и всегда спешат его заполнить. И преступники тоже. Что, возможно, говорит нам о людях больше, чем о природе. Значительная часть южноамериканских наций с трудом, но сохранила равновесие. Центральная Америка превратилась в зону боевых действий, когда различные силы предъявили свои претензии на территории, оставленные вампирами.