Магия не обязательно требует реквизита, но магию творят люди, а людям он нужен. У каждого задействованного в ритуале инструмента имеется свое символическое и практическое назначение. С другой стороны, нехитрые инструменты вроде свечей и тому подобного не так трудно заменить воображаемыми, и при наличии определенного опыта дается это не сложнее, чем, скажем, шнурки на ботинке завязать.
Однако сложное заклятие требует от вас способности удерживать в уме жуткое количество мелких деталей — не говоря уже о том, что одновременно вам необходимо контролировать потоки энергии и тому подобные вещи. Верно подобранные инструменты помогают справиться с этой задачей — как правило, для того, чтобы инструмент работал как положено, вам достаточно до него дотронуться, а дальше сознание и опыт действуют сами. Проще пареной репы.
Если не считать того, что инструментов у меня на сей раз не было.
Я все делал в уме. Чистое воображение. Чистая концентрация.
Чистая самонадеянность, не без того. Но и обстоятельства очень уж отличались от нормальных.
Я зажег в уме воображаемые свечи, одну за другой, медленно обходя круг по часовой стрелке — ну, или посолонь, как это называется у викканцев, в разных сказках или кельтских балладах, — медленно накапливая необходимую для ритуала энергию. Я вдруг сообразил, что забыл представить себе пол, и горизонтальная поверхность, на которой все происходило, вдруг превратилась от горизонта до горизонта в жуткий линолеум из моей первой чикагской квартиры. Нет, правда, жуткий: серый в зеленую полоску. Зато такой легче себе представить.
Не делая ни единого движения, я представил себе, как выполняю ритуал — весь, до мельчайших деталей, от неприятно впивавшихся в колени неровностей пола и до легкой онемелости в пальцах левой руки, которая всегда случается со мной, когда я нервничаю.
Я замкнул круг. Я накопил энергию. И тогда, приготовив все, удерживая все в воображении так ясно, что это казалось реальнее окружавших меня стен, я открыл глаза и негромко заговорил:
— Уриил, явись.
Мгновение я не мог разобрать, появилось ли неяркое белое свечение только у меня в голове, или это происходило на самом деле. Потом до меня дошло, что свет болезненно бьет мне в глаза. Значит, настоящий.
Я продолжал складывать в уме заклятие. Теперь это давалось мне легче. От меня требовалось только не терять концентрации.
Я прищурился на свет, и глаза мои разглядели высокого молодого мужчину в джинсах, футболке и фермерской куртке. Светлые волосы падали ему на глаза, но даже так я видел, что они голубые, ясные и наивные. Он огляделся по сторонам, сунул руки в карманы куртки и медленно кивнул.
— Я все гадал, когда же ты позовешь.
— Значит, вы в курсе того, что происходит? — спросил я.
— Да-да, — заверил он меня, и в голосе его мне послышались нотки нетерпения. Взгляд его упал на меня, и он нахмурился. Он чуть подался вперед, рассматривая меня получше.
Я старательно укрепил в уме свой воображаемый магический круг. Когда беспокоишь по своим делам создания такого калибра, только круг в состоянии защитить тебя от их божественного гнева.
— Ох, да ладно, Дрезден, — произнес архангел Уриил. — Очень симпатичный круг, но неужели ты сам веришь в то, что он в состоянии меня задержать?
— Береженого Бог бережет, — отозвался я.
Уриил совсем не по-райски хохотнул и склонил голову набок.
— А-а, — произнес он. — Ясно.
— Что ясно?
— Зачем ты позвал меня. Спина.
Я тоже хмыкнул. Это потребовало от меня больше сил, чем обычно.
— Очень паршиво?
— Перелом позвоночника, — ответил он. — Я вполне допускаю, что твое тело сможет восстановить нервные связи… лет через сорок или пятьдесят. Впрочем, гарантировать ничего не могу.
— Спина нужна мне здоровой, — сказал я. — Сейчас.
— Тогда, возможно, тебе не стоило в твоем тогдашнем состоянии лезть на ту лестницу.
Я зарычал и попытался повернуться к нему. Я едва шевельнулся. Ну да, мое тело оставалось привязанным к лежаку.
— Не стоит, — невозмутимо заметил Уриил. — Это не повод для огорчения.
— Это? Не повод? — вскипел я. — Мою дочку вот-вот убьют!
— Ты сам принимал решения, — возразил Уриил. — Одно из них привело тебя сюда. — Он развел руками. — Это не вечеринка в благородном собрании, сынок. Теперь тебе ничего не остается, как доигрывать до конца эту партию.
— Но вы могли бы исцелить меня, если бы захотели.
— Мои желания не имеют к этому никакого отношения, — спокойно произнес он. — Я мог бы исцелить тебя, если б предполагалось, что я должен это сделать. Свобода воли — если она что-нибудь да значит — превыше всего.
— Вы кормите меня философией, — буркнул я. — А я говорю вам, что ребенок вот-вот погибнет.
Лицо Уриила на миг помрачнело.
— А я говорю, что весьма ограничен в средствах помощи тебе. Если конкретно, ограничен тем, что для тебя уже сделал.
— Угу. Огонь Души. Спасибо, им я себя уже чуть не угробил.
— Никто не заставляет тебя, Дрезден, пользоваться им. Ты сам принимаешь решение.
— Я рисковал задницей, когда это было нужно вам, — сказал я. — И так-то вы мне платите?
Уриил возвел глаза к небу.
— Ты пытаешься выставить мне счет?
— Хотите назвать цену, флаг вам в руки, — сказал я. — Заплачу. Чего бы это мне ни стоило.
Архангел внимательно посмотрел на меня — спокойно, сочувственно и немного печально.
— Я знаю, — тихо произнес он.
— Черт подери! — Голос у меня сорвался, из глаз потекли слезы. Воображаемая картина дрогнула и начала размываться. — Прошу вас.
При этих словах Уриил, казалось, чуть поежился. Он отвернулся от меня, явно ощущая неловкость. Но промолчал.
— Пожалуйста, — настаивал я. — Вы ведь знаете, что я за человек. Что скорее ногти дам себе вырвать, чем буду умолять. А теперь я умоляю. Я недостаточно силен, чтобы справиться с этим в одиночку.
Уриил слушал, по-прежнему не глядя на меня, потом медленно мотнул головой.
— Я и так сделал все, что мог.
— Но вы же не сделали ничего, — возразил я.
— Полагаю, с твоей точки зрения это может выглядеть и так. — Он задумчиво побарабанил пальцами по подбородку. — Хотя… Пожалуй, если ты узнаешь чуть больше, это не слишком нарушит равновесия…
Глаза начинали болеть от того, что я слишком долго скашивал их в одну сторону: пошевелить головой я так и не мог. Я прикусил губу и продолжал ждать.
Уриил глубоко вздохнул; казалось, он очень тщательно подбирает слова.
— Твоя дочь, Мэгги, жива и здорова. Пока.