— Баронесса. — Офицер приложился к перчатке. Затем его взгляд обратился ко мне.
Я открыл рот…
— Генри Уильямс, граф Тассел, — опередила меня сестрица. — Мой кузен. Прибыл из своих владений на западной границе Ура, Блистательного и Проклятого. Познакомься, Генри. Джеймс Кегнит, старший помощник коменданта.
— Лейтенант Кегнит, — сказал офицер. — Здесь у нас без церемоний.
Кисть его мягко взлетела, показывая: совсем без церемоний. Такая вялая бабочка. Короткие пальцы. Забавно, до чего все в Наоле расслабленные, словно отдыхать сюда приехали, а не глотки друг другу резать. Я улыбнулся: понятно.
— Оч-чень п-приятн-но.
— Для участия в военной… кампании? — Кегнит смотрел на меня с легким интересом, без тени подозрения. На войну так на войну. Сейчас все едут на войну. Даже калеки и заики. Щека у меня дернулась.
— Д-да. В — Прекрасно, — вежливо произнес Кегнит, сделав вид, что не замечает моего нервного тика. — Думаю, граф, здесь вы… будете скучать. Ничего не происходит. Ничего, заслуживающего внимания… я считаю.
Его манера расставлять паузы начала меня раздражать. Кажется, я только говорю заикаясь, а Кегнит так думает.
— Р-разве? Я сл-лышал о к-казнях.
— Ох, — произнес он расслабленно, — сущая ерунда. Утром повесили двух… шпионов. Я думаю, что они были шпионами. А кем еще? — Кегнит пожал плечами. — Сейчас шпионов много развелось. Каждое утро… вешаем. Меньше не становится. Это даже… скучное занятие, не поверите. К слову, у нас здесь определенный распорядок жизни.
— Что вы говорите, — сказала Лота. — Тоже скучный? Кегнит не заметил насмешки. Или сделал вид.
— Скучнейший, баронесса! Скучнейший! Спим до двух дня… обычно. Час продираем глаза, к четырем часам садимся завтракать… Как вы понимаете, без вина никак. И только часам к пяти усаживаемся в экипажи и едем… кататься. Лютецианцы — настоящие рыцари. Когда мы встречаемся с ними… мы любезно раскланиваемся. Вас это удивляет, граф?
Я пожал плечами.
— Н-нисколько.
— Видите ли, мы здесь считаем… война — занятие благородное. Это вопрос воспитания. Дворяне из Лютеции — чудесно воспитаны… этого у них не отнимешь. Мы собираемся по вечерам на Верейском поле… это всего лига от Наола. Поединки, знаете, вино, женщины… весело. Поедете с нами, Генри? Вы ведь для этого прибыли? Обещаю вам, вы не пожалеете. А шпионы… шпионы — обычно дурно воспитаны. Именно поэтому мы их и вешаем. Дурное воспитание — восьмой смертный грех, и наказывать его стоит… со всей строгостью.
Лота посмотрела на меня. «Теперь ты понимаешь, братец, с кем мне приходится общаться?» Да уж. Типаж еще тот.
— Нам пора, лейтенант, — сказала Лота. — Рада была вас видеть.
Кегнит вдруг едва заметно напрягся.
— Один вопрос, баронесса… вы позволите?
— Конечно.
Мы смотрели на этого расслабленного лейтенанта. Глаза у него — водянисто-серые. Такие круглые, как у маленького животного. Что-то вроде сурка или толстой ленивой белки.
— Скажите, баронесса. А нет ли у вас случайно — простите за любопытство… — Кегнит улыбнулся, словно приготовил для нас отличную шутку, — нет ли у вас с собой… вампира?
Напряженное молчание.
— Вы в своем уме, Джеймс? — холодно спросила Лота. Офицер поднял руки:
— Что вы! Что вы! Простите, если мои слова вас обидели… Я… — Он помедлил, подбирая слова. («Тугодум проклятый», — подумал я.) — Прошу вас, считайте это… шуткой.
Лота фыркнула:
— Хороши шутки. Генри… Надеюсь, вы нас простите, офицер?
— Не смею задерживать. — Кегнит поклонился. — Хорошей прогулки, баронесса. Мое почтение, мессир. Наше знакомство… это честь для меня.
Уже отойдя на приличное расстояние, я обернулся. Лейтенант стоял и смотрел нам вслед. Он тут же сделал вид, что ничего не произошло, но было поздно. Я на мгновение поймал взгляд Кегнита и вздрогнул. Взгляд этот был — до ужаса, до мороза по коже — умный и всезнающий. Расслабленность куда-то испарилась. Жесткий, собранный взгляд профессионала.
Вот тебе и тюфяк.
Что касается вампира — Кегнит нас подловил. Сейчас Наол существует по законам военного времени, в городе все разрешенные вампиры наперечет — а тут на тебе! Нелегальный носферату. Это угроза. Опасность. Кегнит-то оказался непрост.
— Онзн-нн…
— Знает, конечно, — сказала Лота. Я опять засмотрелся на ее губы. — Только откуда?
— Что?
Я стряхнул наваждение. Затем написал на обороте смятой записки: «Гораздо интересней тот факт, что Кегнит нас предупредил — вместо того чтобы сразу прислать солдат с обыском».
— Это как раз понятно.
— Д-да? — Это ведь дом барона Хантера… Моего мужа, — зачем-то пояснила Лота. — Хантеры здесь пользуются влиянием. Чтобы получить разрешение на обыск, от Кегнита потребуются невероятные усилия, можешь мне поверить. Вряд ли герцогу Наола понравится, что уранийцы врываются в дом одного из его ближайших помощников.
«А что насчет вампира?»
Лота посмотрела на меня: — Ты бывал в Лютеции?
Вопрос был неожиданный. Но почему-то Лота считала ответ на него очень важным.
«Моя мать — лютецианка, — написал я. — Конечно, я бывал в Лютеции».
— Ха, ха, ха, — произнесла Лота раздельно. — Очень смешно. Она и моя мать тоже, помнишь? Но в Лютеции мне побывать не довелось, к сожалению. Мне кажется, Красавчик… — Она запнулась. — Э… Жан Половинник в прошлой жизни — лютецианец. Но уверенности у меня нет.
Зато у меня ее — хоть отбавляй. Я помню, как Рибейра рассказывал о своем родном городе. Какая спокойная и страстная гордость звучала в его словах. Эх, какой был человек…
— Что т-ты знаешь о Як-к… о Жан-не?
Все-таки у Лоты — отличные мозги. Она тут же сообразила, повернулась ко мне.
— А ты? — Лота смотрела в упор. Взгляд требовательный.
— Я п-первый сп-просил.
Жалкая попытка, если честно. В этом мы с сестрицей похожи — упрямства нам не занимать. Будем стоять на своем до Страшного суда. И именно поэтому, прекрасно зная характер друг друга, мы можем пойти на уступки.
— Л-ладно. — Я выдавил улыбку. — Уг-гов-ворила.
Я поведал, что смог. Часть написал, остальное постарался передать мычанием, отдельными словами, жестами и вращением глаз. Получилось не слишком. Но главное я все же рассказан. «Я думаю, что Жан Половинчик — это мой старый знакомый Яким Рибейра, дворянин из Лютеции. Блестящий рыцарь. Погиб в Походе героев. Скончался от ран, как я слышал. Но своими глазами я этого не видел, потому что оказался к тому времени захвачен в плен гейворийцами».
Большего поведать я не мог… да и не очень хотел, если откровенно. Рассказать о том, что Поход героев оказался провалом? О поисках предателя, который заклинил руль галеры, и мы были вынуждены потерять несколько драгоценных дней — пока Мертвый Герцог собирал войска? О том, что подозрение в саботаже пало на меня? И что Вальдар Лемож знаменитый капитан Висельников, посадил меня под арест, когда остальные отправились в бой? И что предатель был среди них, и, соответственно, сражение Вальдар проиграл? Рассказать о том, что темнота пахла мертвой водой и бессилием? Рассказать, как через много сотен лет заскрипел дверь, и мне показалось, что у меня с едва зажившей души сдирают коросту? Рассказать, как я вышел на полубак, щурясь от яркого света, а на галере был кровавый лазарет? Кровь, запекшаяся, казалась черной и блестящей, как ртуть. Отрезанные руки и ноги лежали грудой. Адам резал, зашивал, оперировал, накладывал заклятия; в белом фартуке, ставшем красным; забрызганный, как мясник на бойне. Он махнул мне, приветствуя, рука была по локоть в крови. А потом солдат отвел меня к Вальдару…