Выглядел Малыга непреклонным, и я понял: пора!
– Не останется!
– Это отчего?
– Было мне видение…
– Какое? – насторожился батька.
Я прикрыл глаза и забормотал:
– Придет с востока племя незнаемое, и будут его тьмы и тьмы. Растекутся безбожные по русской земле, станут жечь города и веси, грабить и угонять людей в полон. Встанут князья на защиту земель своих, да побьют их поодиночке, ибо, погрязнув в которах, не всхотят князья объединиться. Заграют вороны над пепелищами, погибнет и обезлюдеет Русская земля. Падет великий Киев, и места, где стояли дома и храмы его, порастут бурьяном.
– Киев?! – подскочил батька. – Брали его на щит и не раз, но чтоб сжечь! А Галич?
– Никого не минет чаша сия, – напустил я туману. Что случилось с Галичем в моей истории, я не помнил, но можно смело рассчитывать: не пронесет.
– Что за племя? – спросил батька после воцарившегося молчания.
– Имя им «татарове», живут в шатрах, разводят скот, кочуя с места на место.
– Как половцы? Били мы тех!
– Эти другие. Их воины безжалостны и слепо повинуются вождям своим. Тому, кто бежит с поля боля, татары ломают спину, как и тем, кто бегство видел, но не остановил. Они берут города, разбивая стены пороками, и, захватив их, не щадят ни старого, ни малого.
– Вот напасть! – вздохнул Малыга. – Великому сказал?
Я не успел среагировать, как батька сам же и ответил:
– Сказал, конечно. Иначе зачем он к тебе проникся? Злыдень Святослав, но за Русь болеет. Как скоро эти придут?
– Еще при нашей жизни.
– О-хо-хо! – вздохнул Малыга. – Мнишь, успеем?
– Не знаю! – признался я. – Не говори пока ватаге!
– Не буду! – согласился батька и добавил после короткого молчания: – А ведь знал, что ты не прост! Еще когда в Звенигороде объявился. Помогает тебе Господь, вот и видение не зря послал. Только знай: одного в Киев я тебя не пущу! Сожрут!
Я кивнул. Мы обговорили план действий и разошлись по ложницам. А ночью, словно в наказание, случилось мне видение. Я снова был в помещении с шахматными полами, и внутри ждал знакомый тип в мантии. Только в этот раз он не сидел, а стоял, насмешливо поглядывал на гостя.
– Умный, да? – спросил со знакомым акцентом. – Решил, что сам справишься?
Я отмолчался: отвечать не хотелось.
– Может, и выйдет, – продолжил тип, не обратив внимания, – только какой ценой? Гляди!
Он махнул рукой, и я увидел огромное поле. Сколько хватало взгляда, завалено телами людей и коней. Местами они лежали грудами. Повинуясь жесту тощего, изображение укрупнилось. У кучки тел, одетых в халаты и кольчуги, лежал русский воин. Правая рука его сжимала меч, левой и вовсе не было. Вместо нее торчала культя, подле которой расплылось бурое пятно. Такие же пятна покрывали одежду и доспехи воина, даже шлем; только лицо по странной случайности осталось чистым. Оно приблизилось, я разглядел заострившийся нос, бледно-серую кожу и синие глаза, устремленные в небо. Лицо убитого показалось мне знакомым.
– Твой сын! – пояснил возникший за плечом тип. – Погиб, сражаясь с личной тысячей Субудая. Битва при Калке. Татары не прошли, но и ваших не стало. Помнишь: «Сваты напоиша, а сами полегоша за землю Русскую»? – Он хихикнул. – Как тебе цена?
Я не ответил.
– А можно иначе!
Поле битвы исчезло. Передо мной расстилалась степь: холмистая, поросшая кустарником и высокой травой. Поперек нее скакал всадник на низком коньке. Изображение укрупнилось, и я разглядел мальчика лет десяти. Он был в бараньем тулупе, сапогах с загнутыми носами, на голове сидела баранья же шапка. Плоское лицо мальчугана с глазами-щелочками блестело от пота. Время от времени он вытирал его рукавом, размазывая по щекам пот вместе с грязью от осевшей пыли.
– Его зовут Темучин, – пояснил тощий. – Возвращается в стойбище невесты, – тип хихикнул. – Отца его убили; а родители невесты могут укрыть. Смотри!
Я увидел, как из недалеких кустов выметнулись конники и устремились к Темучину. Малец их тоже заметил и хлестнул коня. Тот прыгнул и помчался галопом. Конники устремились следом, погоня исчезла за холмом.
– В истории, которую ты знаешь, Темучин ушел, – пояснил тощий. – Его конь посвежее, а преследователи утомились, разыскивая беглеца. Им, однако, можно помочь.
Я вновь увидел скачущего мальчика. В этот раз он мчал прямо на меня. Картинка скользнула вниз, и я разглядел среди пожухшей травы невысокую кочку. На вершине ее чернела нора. Возле нее, вытянувшись, стоял зверек в светло-бурой шерстке. Он встревоженно смотрел вдаль и внезапно юркнул в норку. Я увидел лошадиные ноги. Они подымались и ударяли в землю – медленно, как при ускоренной съемке. Ноги приблизились. Передняя угодила копытом прямо в нору. Изображение отпрыгнуло, я увидел падающего коня и ошеломленного мальчугана, летевшего на землю. Кувыркнувшись, он вскочил и метнулся к коню. Но тот лежал, согнув в колене сломанную ногу.
Погоня приблизилась. Отскочив, мальчик ощерился и выхватил нож. Преследователи остановились, передний поднял лук. Глухо хлопнула о наруч тетива, стрела, сорвавшись с нее, по пятку вошла в грудь мальчика. Тот вздрогнул и повалился лицом вниз.
– Все! – заключил тип. – Нет Темучина, не будет и грозного Чингисхана. Племена не объединятся, монголы продолжат резать друг друга; никто даже не вспомнит о Руси. Красиво, да?
– Любишь убивать детей?
– Самое время! – подтвердил тип. – Вырастут – хлопот не оберешься! Тебе жалко?
Я покачал головой.
– Согласен принять помощь?
– И подставить спину под твой зад?
– Это не обязательно, – усмехнулся он. – Просто скажи!
«Что делать? – лихорадочно размышлял я. – Сказать «да», значит, подписаться. На что? Чего ему от меня нужно? Этот дядя не добрый волшебник: пацанов режет, как курей. Рассудим логически. Не станет Чингисхана, не будет и монголо-татарского нашествия. Исчезнет причина беспокоиться, что-то затевать и шевелиться. Сиди в Галиче, ешь, пей, наслаждайся жизнью. А тем временем объявится урод, о котором ничего не известно и от которого, естественно, гадостей не ждешь. Он придет и сделает дяде больно. Да так, что нашествие татар покажется сказкой. Жизнь не терпит пустоты: стоит грохнуть одного гада, как на смену выползает другой. Что тогда? Снова просить? Этого он добивается? Похоже, что так. Он же и устроит подлянку: вон как историю кроит! Вот и станешь беспрерывно кланяться, соглашаясь на все его условия. А он их выкатит – о-го-го! Будет Иван на крючке, как уклейка, проглотившая муху…»
– Долго думаешь! – поторопили меня.
– А я не спешу.
– Дело твое, – усмехнулся тип. – Только чем дольше думаешь, тем цена выше. Скольких ты уже потерял? Мать, дядя Саша, Елица, брат Иван, Георгий, – стал перечислять он, загибая обтянутые перчаткой пальцы. – Кто следующий? Малыга, Оляна, сын? С кого начнем?