Шанти трубно ревела, ворочаясь, как Балу, отрывая от себя оборотней и раздирая их пастью и мощными лапами. Но все-таки она была не взрослым драконом, весящим десятки тонн. В ней была тонна веса, может, побольше, то есть практически столько же, сколько и у нападавших, и это при их невероятной силе, ярости, стальных когтях и острых зубах.
Часть оборотней – штуки три – Андрей уже порвал, но оставалось слишком много, и они поранили драконицу, которая ревела от боли. Нанести серьезные раны они пока не могли – броня надежно укрывала тело Шанти, но постепенно, чешуйка за чешуйкой, они нарушали целостность защиты, и существовала реальная угроза гибели Андреевой подруги от множества мелких ран – или же от крупных, когда звери все-таки сдерут с нее большую часть чешуи.
– Жги! Шанти, жги! – крикнул в отчаянии Андрей, отрывая от нее очередного мутанта и вгрызаясь в его загривок.
– Как я буду жечь, когда ты вертишься на линии удара?! – взревела драконица. – Уходи в сторону!
Андрей отбежал далеко вправо, и ночь разорвал великолепный фейерверк. Пламя било из драконицы, как из гигантской паяльной лампы – в центре какое-то голубоватое, а по краям оранжевое, клубящееся и испускающее резкий химический запах.
Шанти била по кругу, и вскоре все оборотни были охвачены страшным огнем, полыхая как свечи, – видимо, жидкость, применяемая драконицей, не сгорала до конца в первые секунды и, налипнув на тела зверей, работала как напалм. Они визжали, завывали, кусали себя, совершенно потеряв разум (если он у них только был!), а Шанти безжалостно жгла, жгла, жгла…
Через пятнадцать минут на земле остался десяток догорающих костров, воняющих паленой шерстью, мясом и кровью. Все закончилось.
Андрей, облегченно вздохнув, снова перекинулся в человека – он тоже был покрыт рваными ранами, и, когда перекинулся, исчезла боль, исчезли раны. Он даже забыл про одежду – сразу бросился к Шанти и стал ощупывать ее, осматривать повреждения.
– Что, плохо? – тяжело дыша, спросила она. – Хорошо, что их не сотня, правда? У меня секрет в железах закончился. Плевать стало нечем. Спасибо, что железы достаточно развились.
– Ты похожа на рыбку, не до конца почищенную кухаркой, – пошутил Андрей. – Теперь, пока чешуя отрастет, пройдет неделя, не меньше. А то и больше. Будь поосторожнее в это время. А раны – ерунда, сейчас мы их ликвидируем, будешь как новенькая.
– Оденься, – хмыкнула Шанти, – потерплю пять минут. А то ты голый на холоде скачешь, синий весь уже.
– Я и забыл чего-то… напугался за тебя. М-да… не ожидал. Знаешь, чего-чего, но такого я не ожидал. Хорошо, что ты со мной. Иначе пришлось бы мне бежать, и как можно быстрее. А я как-то не расположен бегать всю ночь. Все, я готов.
Через полчаса Шанти уже была излечена, только сильно голодна и, как следствие, раздражена.
– Я слетаю поохочусь, ладно? Мне сейчас надо много мяса. Хотя… нет уж, потом слетаю. Нельзя тебя оставлять без охраны. Тем более что я чувствую: ты чего-то задумал. Тебя просто снедает нетерпение, и ты хочешь куда-то идти. И это не новая самка…
– А может, я в баню спешу? Напариться, помыться? Хочу, чтобы спинку мне потерли красивые женщины? – рассмеялся Андрей. – Все-то ты знаешь!
– Не-е-ет… я чувствую – это не баня. Куда ты собрался, признавайся!
– Хочу отца Никодима навестить.
– Хм… пошли. Мне тоже хочется посмотреть на местного адепта веры. С его попустительства началось такое безобразие.
Андрей коротко кивнул, а Шанти уменьшилась, снова стала хорьком и запрыгнула в карман Андрея.
Он направился в деревню, невольно косясь на трупы оборотней. Ему показалось, что в них была какая-то неправильность. Что-то не так, как будто события пошли не по тому сценарию. Монах задумался, что не так, и сообразил: они так и остались зверьми! Андрей вначале удивился, а потом усмехнулся своим мыслям – ну да, так и должно быть. Это только в киношных ужастиках оборотни после смерти превращаются в людей, а в реальности они так и остаются зверями. Впрочем, а как же тогда та кикимора, которую он убил и которая, умирая, почти превратилась в человека? И пришел к выводу: значит, она превратилась еще тогда, когда голова ее была цела и могла управлять телом, его преобразованием. Ведь фактически оборотень никакое не волшебное существо, это мутант, человек, преобразованный под влиянием какой-то заразы, попавшей в его кровь. Эти оборотни погибли прежде, чем преобразовались в человека, и так остались зверьми. Но были ли они людьми в общепринятом смысле? Ведь человек не становится зверем, сменив тело, зверем его делает та звериная сущность, что сидит в его мозгу. Просто при преобразовании в это существо он как бы раскрепощается, выпуская все черное, все гадкое, что в нем есть. Андрей сумел подавить в себе звериное начало, они – нет.
В церкви горел огонек, видимый сквозь маленькое украшенное цветными стеклами окошко. «Отец Никодим там», – догадался Андрей. Как он выяснил у Нерты, тот и жил при церкви, в пристройке, соединенной с храмом длинным коридором.
Андрей подошел к узорчатой металлической двери и постучал в нее кулаком. Удары гулко отозвались внутри пустого помещения, но долго никто к двери не подходил. Но Андрей не отступал – он бил, бил, бил в дверь вначале кулаками, потом начал долбить ногами так, что дверь вибрировала и звенела, как колокол. Наконец послышался слегка надтреснутый мужской голос:
– Да иду я, иду! Не дадут почитать молитвы в тишине! Долбят и долбят, долбят и долбят!
Дверь скрипнула, завизжала петлями и открылась.
Отец Никодим с трудом стоял на ногах, качаясь и держась за дверь, как за спасательный круг. Было ясно, что если он сейчас ее отпустит – свалится и уснет. Волосы и борода, всклокоченные и как будто вывалянные в соломе, давали понять, что их хозяин пребывал в очень глубокой молитве, но только не Богу, а зеленому змию.
– Ну и чего? Помирает кто-то, что ли? Или поженить кого? Я немного приболел, езжайте в Шустовку, это тридцать верст отсюда, там отец Зарик вас обслужит. А я не могу, не могу… – Настоятель покачнулся и упал бы, если бы Андрей его не поддержал.
Он подхватил отца Никодима, легко, как мешок картошки, бросил его на плечо и, прикрыв дверь, пошел в глубь церкви. Настоятель что-то бормотал, размахивал руками, а потом обвис, словно смирившись со своей участью.
Андрей пересек церковь, миновал длинный грязный коридор и, выйдя в жилую часть, оказался в большой гостиной – неприбранной, пыльной, со столом посредине, на котором стояли пустые и початые бутылки вина. Он осмотрелся и заметил кушетку возле стены. Никодим уже уснул на плече «похитителя» и храпел, как артель грузчиков.
Андрей бросил его на кушетку, поп только хрюкнул, но не проснулся. Андрей подошел к столу, с отвращением понюхал бутылку – пахло какой-то брагой, похоже, Никодим пил все, что пьется, без разбору, – и уселся на стул, предварительно потрогав его пальцем на предмет пыли и чего-нибудь похуже. Что делать дальше? Разговаривать с пьяндалыгой было бесполезно, да и просто невозможно – все равно как разговаривать с бревном.