– Я тоже. – Сергей с шумом втянул носом вызывающие обильное слюноотделение ароматы с кухни.
– Давай в темпе. И не забудь, что я тебе сказал, повторять не буду.
И не надо. Сергей в принципе не мог заинтересоваться девушкой из деревни – ему нравились длинноногие стройные красотки с ухоженными ручками, ножками, личиком и всем телом в целом.
Нектаринки, в общем, а не груши.
Но дочери фермера на груши совсем не походили, скорее на крепкие наливные яблочки. Груша, это ведь что? Довольно рыхлый – пусть и сочный – задастый такой фрукт.
А Полина и Клава, которых Сергей увидел только за завтраком, оказались вовсе не рыхлыми. И не задастыми. Но на предпочитаемый Тарским тип девушек тоже не походили. Предпочитаемый тип, если уж продолжать плодово-овощные сравнения, больше ассоциировался со спаржей – длинное и зеленое.
Совсем другое, в общем. Хотя, увидев весело хихикающих за столом девушек, Сергей почувствовал, что спаржи ему сейчас совсем не хочется. А вот яблочка – молоденького, свежего, переполненного жизненными соками так, что тугие щечки, кажется, сейчас лопнут от нескончаемого хихиканья – захотелось. И даже очень.
Уж больно аппетитны были дочери фермера: невысокие, плотненькие, но не толстые, белокожие (это было видно по незагорелым местам в вырезе сарафана), с длинными светло-золотистыми косами, с прозрачно-голубыми глазами и очаровательной россыпью веснушек вокруг аккуратных носиков. А еще девчата могли похвастаться яркими безо всякой помады губами и унаследованными от матери симпатичными ямочками.
И – формами. Упругими, не нуждающимися в поролоновых вкладках в чашечки бюстгальтера. С тонкой белоснежной кожей все в том же злосчастном вырезе…
– Серега! – предупреждающе рявкнул Севрюков, сидевший во главе стола. – Не забывай! И глаза потуши, ишь, разгорелись, чисто у котяры!
– И вам доброе утро, Иван! – улыбнулся Тарский, усаживаясь на свободный стул, предусмотрительно расположенный на противоположном от девушек краю длинного стола. – Не понимаю, если честно, о чем вы говорите.
– Все ты прекрасно понимаешь! Полька, Клавка, прекратите пялиться на нашего гостя! И шептаться тоже! Вы словно парней никогда не видели, честное слово!
– Таких – никогда, – хихикнула одна из сестер, чуть постарше. – Только если по телику. У нас таких красавчиков отродясь не водилось!
– Полька, постыдилась бы! – На спину девушки со звучным хлопком опустилось кухонное полотенце, в руках матери имевшее многофункциональное назначение: и руки вытереть, и горячее из печки вынуть, и дочь вразумить.
– А у вас тут парни что, – усмехнулся Сергей, выбрав себе самый румяный пирожок, – к животному миру приравнены?
– Это с чего ж вы взяли, незнакомец? – манерно приподняла бровь Полина, но долго изображать барышню не получилось – опять зазвенела тоненьким колокольчиком.
– Ну, если они у вас тут водятся. Как волки, к примеру. Или медведи. Или другие какие хищники…
Это было подсознательно. Голос сам по себе опустился до бархатных мурлыкающих нот, Полина снова расхохоталась, а вот Клава…
Младшая дочка фермера была совсем еще девчонкой. Нет, физически она сформировалась весьма по-взрослому, но опыта женского пока не набралась. Да и откуда, с таким-то отцом!
У Полины, похоже, имелась защитная броня по имени Гриша, и девушка просто констатировала увиденное – в гостях у них городской красавчик, будет о чем рассказать подружкам.
А Клава из-за болезни и трепетной любви родителей выросшая слишком романтичной, нежной и чувствительной для деревенской девушки, с первого взгляда на этого высокого, гибкого, по-киношному красивого парня пропала…
Потому что это был именно ОН! Тот, кто был ей обещан, кого она видела во сне! Совсем не похожий на деревенских парней, грубоватых, неласковых, норовящих больно ущипнуть за грудь или с ходу затащить в кусты.
Правда, с ней, с Клавой, как и с ее старшими сестрами, парни баловать опасались. Характер Ивана Севрюкова был им хорошо знаком. Так что к его дочкам – только с серьезными намерениями.
Но и с серьезными намерениями парни ухаживали скучно. Никаких безумных глупостей ради любимой, о которых так красиво писали в обожаемых Клавой женских романах. Ну тех, в мягких обложках, там еще изображены роскошные красавцы типа этого парня. Серии, где об этом пишут, так красиво называются! «Алая роза любви», «В плену безумных страстей», «Дикая орхидея»! Вот там – жизнь, там – любовь, там – страсть!
А тут… Крепкие парни с огрубевшими от работы руками, от них пахнет потом и дешевыми папиросами, матерятся через слово, все у них расписано наперед: найти крепкую девку, желательно с хорошим приданым, жениться, детьми обзавестись, хозяйством…
Ждать от них красивых слов, нежных признаний, трепетных прикосновений?
Даже не смешно…
Больше всего на свете Клаве хотелось вырваться из деревни, уехать учиться в город на… на… все равно, на кого, главное, чтобы это в деревне не пригодилось и отец обратно вернуться не заставил. Да хоть на швею какую-нибудь, а еще лучше – на стилиста! Или женщины-стилистки? В общем, чтобы прически придумывать, и не для женщин – для мужчин!
Вот уж что у них в селе точно не надо! Тут парни стригутся под машинку почти налысо, оставляя только кретинский чубчик, а девушки и женщины волосы отращивают, заплетая их в косы либо стягивая в узел.
Но все это было лишь мечтами, Клава прекрасно понимала, что отец не позволит ей выучиться на бесполезного в хозяйстве стилиста. Не отпустит, денег не даст. Он вообще не планировал отправлять дочек на учебу – особого рвения в школе его девчонки не показывали, получив аттестаты с тройками и четверками, так что об учебе на учительницу или врача и речи не шло. И вообще, ферма у него большая, одних коров пятьдесят голов, и свиньи есть, и пасека – руки нужны рабочие, головы толковые, чтобы управлять вместе с ним, с Иваном, хозяйством-то! Раз уж бог сыновей не дал, главная задача дочерей – привести в дом подходящих зятьев. Старшая, Людмилка, со своей задачей справилась на «отлично» – агронома в семью привела. Средняя вот с шофером закрутила – тоже дело хорошее: Гришка парень нормальный, попивает, правда, но эту дурь из него Иван выбьет.
А Клавке пока рано о шурах-мурах думать, ей еще школу окончить надо, из-за болезни девчонка год пропустила.
Клава все это прекрасно понимала, и от того на душе становилось особенно тоскливо. Маялась она, душа-то сказки просила, любви настоящей, принца…
И вдруг – вот он!
И говорит та-а-а-аким голосом, что сердце вдруг замерло, а щеки – Клава почувствовала это – полыхнули огнем.
Само собой, отец это заметил. И все остальные, в том числе и принц Сергей – тоже. Полька ткнула сестру в бок локтем, а отец нахмурился и погрозил пальцем:
– Клавка, смотри у меня! Не твоего поля ягода!