У меня челюсть отвисла. Как это возможно — прожить с ребенком год и не привязаться к нему? Да тут котенок за две минуты заползает в самое сердце, что уж говорить про маленького человечка, с его радостями и печалями. Определенно, Сергею сказочно повезло, что его отец когда-то думал головой, а не другим местом.
— У вас-то как сложилась жизнь? — спросила я. — Вы замуж вышли?
Светлана Дмитриевна посмотрела на меня так, словно я сделала что-то ужасно неприличное — например, сняла подштанники в общественном месте.
— Извините, журналистское любопытство, — смутилась я.
Тем не менее собеседница с достоинством ответила:
— Замуж я не вышла. И детей у меня нет. И, знаете, я ни капельки не жалею. Насмотрелась я на Еву, она ни дня не жила спокойно, всегда как на вулкане. Уж если пасынок ей всю душу вытряс, я представляю, как тяжело приходится с родными детьми. Боже упаси меня от такого злосчастья!
Госпожа Колупаева вдруг пригорюнилась.
— Жаль только… — произнесла она и осеклась.
— Да?
— Время. Жаль, что время ушло. Вернуть бы мне мои тридцать лет! Как подумаю о своем возрасте… Ой, нет, об этом лучше не думать!
Зря она так. В любом возрасте есть своя прелесть. Пятьдесят один год, например, без остатка делится на семнадцать.
Рядом с Боткинской больницей действительно обнаружился небольшой сквер, и в нем действительно играли в шахматы. Группа шахматистов была немногочисленна, всего пять человек, и состояла из мужчин в возрасте хорошо за шестьдесят и даже за семьдесят лет.
Это был классический шахматный турнир: старички, разбившись по парам, сидели на скамейках и глубокомысленно смотрели на шахматную доску. Время от времени кто-то из пары передвигал фигуру, и тогда второй игрок на секунду оживлялся, по его лицу пробегала буря эмоций, а затем он снова впадал в мыслительное оцепенение. Одному шахматисту не хватило пары, и он играл сам с собой, переворачивая доску, то за «белых», то за «черных».
Я подошла к одинокому игроку.
— Здравствуйте! Подскажите, пожалуйста, как мне найти Гавела?
— Гавела? — Он оглядел своих товарищей. — Его пока нет, но он скоро будет.
— Вы точно знаете или предполагаете?
Старичок улыбнулся:
— Вероятность его прихода равна пятидесяти процентам: либо придет, либо нет. Вы можете присесть и подождать.
Я села на краешек скамейки.
— Партию в шахматы? — голосом искусителя поинтересовался пенсионер.
Я замахала руками:
— Ой, нет, я не умею играть!
— А я научу.
— Боюсь, игра с таким слабым соперником не доставит вам удовольствие, — мягко сказала я.
Но фанат не отставал:
— А вы знаете, что шахматы — это одна из древнейших игр на Земле? И что скоро их, возможно, включат в программу Олимпийских игр?
Сделав загадочное лицо, я наклонилась к старичку и прошептала:
— Молитесь всем богам, чтобы не включили.
— Почему это? — удивился шахматист.
— Потому что тогда шахматам настанет конец, американцы в корне поменяют правила игры.
— При чем тут американцы? Какое отношение они имеют к шахматам? У этой игры многовековая история, это вам не американский футбол, в конце концов!
— Можно подумать, американцев это остановит, — фыркнула я. — Захотят — и поменяют, у вас разрешения не спросят.
— Но зачем, зачем им менять правила?! — вскричал пенсионер.
— А затем, что нынешние шахматы — это не политкорректная игра: в ней всегда начинают «белые». Чернокожее население Америки будет возмущено, получается, что их опять притесняют. И, кстати, термин «черные» тоже придется заменить, ибо негры увидят в нем намек на свой цвет кожи. И еще: почему это фигуры по-разному ходят? Почему ферзь может свободно передвигаться по всей доске, а пешки — только на одну клетку? Конституция США гарантирует всем равные возможности! Так что ферзей там всяких и «коней» придется упразднить, останутся только пешки.
— Вы бредите? — ахнул пенсионер.
— Нет, это мир сошел с ума. И главные сумасшедшие работают в Международном Олимпийском Комитете. Олимпиада — это мыльный пузырь, который, я надеюсь, когда-нибудь лопнет. И вообще, — доверительно сообщила я, — я считаю, что профессиональный спорт в том виде, в каком он существует сейчас, необходимо запретить.
Услышав такое, старичок нахохлился, отвернулся от меня и углубился в шахматную партию. А ведь я совсем не хотела его обидеть, я просто высказала свою принципиальную позицию по этому вопросу.
Да, я не люблю спорт. Более того, считаю, что он вреден. Вот утренняя зарядка — полезна, а профессиональный спорт — вреден. Олимпиада чудовищна, поскольку в ней совсем ничего не осталось от первоначальной идеи объединения наций. Наоборот, она только разъединяет страны, поскольку во главу угла поставлены политика и деньги. Очень много политики и очень много денег. Как следствие, открытое подсуживание спортсменам из своей страны и почти уже открытое употребление допинга.
Последнее десятилетие Китай стал лидирующей спортивной державой, на Олимпиадах он завоевывает больше всех призовых медалей. А вы знаете, как побеждают китайские спортсменки? К соревнованиям они все поголовно беременеют, девушек оплодотворяют методом ЭКО. Дело в том, что на ранних сроках беременности женский организм потрясающе вынослив, все спортивные показатели резко улучшаются. По сути, это такой своеобразный природный допинг, что немаловажно, не запрещенный Олимпийскими правилами.
Только представьте: китайская команда по синхронному плаванию, восемь девушек, у каждой в животе — ребенок, который после окончания Олимпиады будет безжалостно убит, потому что его гормоны больше не нужны для победы. Трудно придумать что-либо более бесчеловечное. И в этом весь спорт.
Вообще, на мой свежий взгляд, в Олимпийской программе слишком много ненужных видов спорта. Взять, к примеру, бег на короткие дистанции. Когда результат трех призовых мест отличается долями секунды, а чтобы определить победителя, необходимо смотреть замедленную съемку, — это означает, что данный вид спорта зашел в тупик! Его надо либо вообще убирать из программы Олимпиады, либо как-то модернизировать. Предлагаю: пусть спортсмены бегут и жонглируют бутылками из-под шампанского. Побеждает тот, что прибежит первым и не разобьет ни одну бутылку. Шампанское, кстати, на финише можно будет открыть и выпить.
То же самое касается плавания на короткие дистанции. Вообще все короткие дистанции исчерпали предел человеческих возможностей. Сколько сейчас составляет мировой рекорд в беге на сто метров? Чуть меньше десяти секунд. Борьба идет за доли секунды: 9,89 — 9,74 — 9,68… Это же чистой воды бред! Ничего принципиально нового здесь уже произойти не может, ну, никогда человек не переместится на сто метров за две секунды, разве что овладеет телепортацией! А вы видели фигуры бегунов? Они же не имеют ничего общего с нормальным человеком! Такое ощущение, что соревнуются какие-то мутанты, помесь человека и кузнечика — худющие и с непропорционально длинными ногами.